Современный татарский язык уже не совсем тот, на котором говорили наши предки сто, стопятьдесят или двести лет назад. Как он изменился? Некоторые слова из русского языка так укоренились в нашем сознании, что мы порой и не подозреваем об их татарских аналогах. А они есть или были. По крайней мере, до советских преобразований. После 1917 года поменялась ведь не только власть, но и сам татарский язык.

Интересно изучать дореволюционную литературу, в том числе словари-самоучители русско-татарского языка. Один из таких словарей преподавателя татарского языка Казанской батальонной школы Габдеша Вагабова (1814-1876) издавался в Казани очень много раз. Например, мне попалось 8-е издание 1882 года, а в 1916 году вышло 20-е издание той же книги. Татары по ним учили русский язык, а кто-то наоборот осваивал татарский.

Итак, что интересного можно обнаружить в русско-татарских словарях XIX века?

Когда не обнаруживаешь прямого перевода слова, а только что-то приблизительное в другом языке, то начинаешь подозревать — данное явление/предмет /действие скорее всего не особо свойственны или распространены для конкретного народа. Либо были заимствованы из других культур. Вот, например, есть немецкое слово «моцион» или французский аналог «променад», что переводится на русский как «прогулка». А татарского слова такого нет! Неужели татары никогда не прогуливались ради здоровья и отдыха?

Современные русско-татарские онлайн-переводчики выдают результат «йөреп кайту». То есть если вышел гулять, то обязан вернуться назад. А вот словарь ХIХ века не ставил такие условия: прогулка — йөрергә чыгу. К слову, татары Казани в XIX веке очень любили прогулки в саду «Черек күл» («Черное озеро»), доходили они до Ярматаж бакчасы (Сад Эрмитаж).

Оптом / в розницу, а, может, в кредит?

Мало кому сегодня придет в голову искать перевод слова кредит на татарский язык. «Кредит кредит инде», — скажут. А вот Габдюш Вагабов (он же Абдюш Ахтямович Вагапов) в 1852 году, когда издавал свой первый словарь, так не считал. У него кредит — насия. Кстати, даже в современном турецком языке нет своего слова, а все также kredi. А тут насия! Менә сиңа мә!

Татары XIX века, как торговый народ, конечно, имели в своем лексиконе много слов экономического характера. Например, «оптом» сейчас переводят как «күпләп, күмәртәләп». Күп — это много, т.е. покупать помногу. Но во времена, когда Тукай еще не родился, татары собиравшиеся купить что-то оптом просили у продавцов товар «кисәкләп«. Т.е. большим куском. А вот когда нужно было приобрести в розницу, то уже «ваклап«. И современные татары говорят так же.

Сколько покупать определились, но как будете платить? Наличными или…? Конечно, карточек в XIX веке еще не было. Но можно было выписать чек / вексель, а обналичивали этот документ потом. В общем, брали товар в долг. Как мы сейчас это переводим? Чаще всего звучит «бурычка». А раньше выражались изящнее: көтәсегә (т.е. оплата в режиме ожидания). Но встречается это слово и в современных словарях, значит, где-то еще говорят так же.

Не все брали товары в долг, кто-то оплачивал покупку сразу, наличными. А как будут наличные по-татарски? Акча даже не предлагать. Не деньги и не рубли. В самом популярном словаре русско-татарского языка XIX века «наличными» перевели как «хазыр«, т.е. сейчас (хәзер), оплачиваю товар прямо сейчас.

Внуклар һәм внучкалар

Все знают, что внук и внучки на татарский язык переводят сейчас как «оныклар». Судя по всему, это адаптация русских внуков и внучек, появившаяся в татарском языке уже в ХХ веке. Ведь Габдюш Вагабов в 1852 году не стал придумывать ничего нового и перевел эти родственные обозначения очень просто:

внук — баласын ир баласы (т.е. баласының ир баласы)

внучка — баласын кыз баласы (баласының кыз баласы).

У составителя этого словаря вообще все было гораздо проще. Например, о румяном лице он сказал бы «мяк куук» («мәк кебек»). То есть алый как мак. Может быть, и слово алсу — это адаптированная вариация от алого? Если в XIX веке вполне образованный татарин не сумел подобрать к слову румяный известный нам ныне перевод «алсу».

А о курносом человеке Г.Вагабов сказал бы «кыска борынлы», т.е. товарищ с коротким носом. Но в современных словарях русско-татарского языка курносый уже переводится как «почык». Но больше всего мне понравилось выражение «песи борынлы малай«. Литераторы умеет находить нужные образы.

Кабинет — «комната одиночества»?

Сегодня мы говорим чаще «бүлмә» (комната). А в XIX веке жилище большинства татар только начинало обрастать индивидуальными уголками/комнатами. Отсюда и изменения в лексике. Поэтому в словаре Вагабова мы еще не находим слова «бүлмә». Но есть булым /булем (т.е. отделение). А также разные сочетания со словом «як» (сторона). Аш ягы (столовая), хатынлар ягы (женская сторона). Но детская — уже «балалар бүлеме», а также Абдюш эфенди выделяет «ялгызлану булими» (комната для одиночества). И это кабинет! Да, комната одиночества была нужна для работы. И в городских татарских домах кабинеты имелись у мужчин. Они украшали свои ялгызлану булими часами, оружием и другими коллекционными вещами.

И, конечно же, различные, немного забытые переводы татарских слов из того же русско-татарского самоучителя XIX века:

персик — шәфталу,

груша — армут,

абрикос — кисим (сегодня»абрикос» переводят как «өрек» (урюк), а в старинном словаре урюком была «слива»; кстати, для сливы в современных словарях так и нет перевода; в общем путаница еще та),

миндаль — бадям,

укроп — дяря-ути (совр. туран уты),

петрушка — магданос.