Была ли в стране победившего атеизма религиозная жизнь? Исторические факты подтверждают, что люди несмотря ни на что сохраняли веру, а в некоторых городах работали даже мечети. И там служили самые настоящие муллы. И даже татарские медресе работали еще в начале 1920-х годов.

Многие ли репрессированные муллы, если выживали, после освобождения вернулись обратно? Вернулись ли они  в свои бывшие приходы, или они старались начать новую жизнь подальше от знакомых?

Случаи возвращения имамов к религиозным обязанностям в махалле, конечно же, были. Немало примеров того, когда работу в махалле возобновляли имамы, отбывшие срок в лагере после первой волны репрессий конца 1920-х годов.

Есть также случаи, когда муллы возвращались к своей «профессиональной» деятельности уже после войны, когда наступил период относительной либерализации религиозной политики. Некоторые имамы не были осуждены, но оставляли свою должность по разным причинам, а после войны вновь возвращались.

Например, известный религиозный деятель Исмагил Муштари. Он с 1911 по 1930 годы был имам-хатыбом в селе Большие Буртасы (ныне Камско-Устьинский район РТ), но затем оставил религиозную деятельность и работал в советских учреждениях. В 1947 году вновь вернулся к религиозной деятельности: он был имам-хатыбом в селе Курманаево, в Чистополе, в Астрахани, а в 1954–1956 годах в Соборной мечети Москвы.

Исмагил Муштари был имам-хатыбом мечети «Марджани» два раза: с марта 1953 года по май 1954 года, а затем снова с 1956 года до своей смерти в августе 1962 года.

Почему он так часто переезжал и менял место службы? Не уживался с приходом или скорее с местными властями? Наверное, в это время немногим муллам разрешалось вести официальную религиозную службу? Все ведь ушло в какое-то подполье…

Нельзя дать однозначный ответ на этот вопрос. Конечно, опираясь на источники — материалы официальных органов власти, мы можем воссоздать какую-то картину. Но она не будет полной. Например, в случае с Муштари есть информсводки ОГПУ за октябрь 1924 года. Там сообщается, что мулла Муштари, «снимая свой сан», заявил: «Я считаю позорным носить звание муллы, когда ЦДУ держит контрреволюционное направление и бросаю свою должность».

Что касается дальнейших перемещений Исмагила-хазрата Муштари по городским махаллям уже после войны – на это тоже были разные основания: где-то направление на должность со стороны духовного управления, в Москву приглашен в условиях кадрового кризиса в столичной мечети, а в Казань вернулся по семейным обстоятельствам.

Доносы на мулл – имамов  и на их детей писали очень часто, причем,  их же бывшие прихожане или знакомые. На что это больше похоже: личная месть, результат советской пропаганды или же просто страх? Некоторые старались сдать кого-то быстрее, чтобы самому не оказаться за решеткой.

Трудно ответить на этот вопрос. Причины разные, все они имели место. В реабилитационных материалах иногда встречается, что доносчики на передопросах потом говорили, что их заставили подписать «документ»,  и они ничего не знают о противозаконной деятельности муллы. В каком-то деле было, что бывшая жена дала показания на бывшего мужа, из мести. А вообще вопрос очень болезненный, и из этических и правовых соображений, невозможно привести какие-то конкретные примеры.

Из дореволюционной истории мы знаем, что муллами служили, как правило, представители одного рода. Эта духовная миссия, которая передавалась в семье из поколения в поколение. Такие примеры встречаются и среди нынешних мулл. Например, имам города Казани Яруллин Габдельхабир Яруллович. Он родился в деревне Ямашурма (Высокогорский район РТ) в 1905 году в семье муллы, учился в медресе «Мухаммадия», Апанаевском медресе…

К сожалению, нет конкретных сведений, когда и как закрывались медресе. Но по факту в 1920-е годы они еще работали, особенно сельские. Конечно, это уже было не официальное учебное заведение, но, тем не менее, какое-то время еще сохранялся круг учеников. Более менее состоятельные родители отправляли своих детей учителю, платили ему, и таким частным образом поддерживали его работу.В 1926 году после смерти родителей он возвращается в родную деревню и становится имамом второй соборной мечети. Вскоре после закрытия мечети и отбывания трудовой повинности, будучи лишенным гражданских прав, он переезжает в Казань.

Дальнейшая биография сельского имама типична для эпохи преследований и репрессий. Из-за ярлыка «лишенца» он не сумел долго работать в пригородном огородном хозяйстве в деревне Кокушкино, его уволили. Лишь по счастливой случайности и благодаря знакомству, бывший мулла устроился столяром на мебельную фабрику. Во время войны Яруллин работал на строительном участке, после войны – на мельзаводе АП «Главмука», был также охранником на пилораме артели «Коммунар».

И только после выхода на пенсию, с 1967 года начал служить имамом мечети «Марджани». Он там был муллой до своей смерти, то есть до 1994 года.

Пожалуй, это один из самых известных мусульманских деятелей СССР 1960–1980-х годов.Например, в 1970-е годы он выезжал в составе мусульманской делегации на различные религиозные конференции: в Мали, Верхнюю Вольту, Того, Нигерию… В 1968 году Габдельхабир-хазрат совершил хадж.

А что касается дальнейшей преемственности, то внук Яруллина – Наиль Яруллин – был ректором медресе «Мухаммадия» в 1996-2016 годы. Есть, конечно, и другие примеры.