Дом Романовых о Революции Александр Закатов

Осмысление причин и следствий Революции 1917 года Российским императорским домом Романовых

Российский императорский дом Романовых до Революции 1917 г. не просто являлся первым и наиболее знатным и могущественным родом Российской империи, но имел статус государственного учреждения, из которого в определяемом законом порядке наследования происходили носители верховной власти. У него были все признаки государственного учреждения: выполнение управительных функций, наличие законодательной базы и внутреннего распорядка, штата вспомогательных учреждений, бюджета и делопроизводства.

После Революции 1917 г. дом Романовых лишился политической власти и подвергся у себя на Родине репрессиям и дискриминации, но сохранился в изгнании не просто как совокупность родственников, рассеянных по миру, а в статусе исторической институции, то есть корпорации (в данном случае – фамильной), обладающей несомненной преемственностью с момента возникновения на основе своих внутренних исторически сложившихся правовых установлений, идей и традиций [Аналогично Церковь, независимо от отношения к ней государства, сохраняется не только в сугубо религиозном понимании, но и как учреждение — историческая институция со своим каноническим правом, иерархией, таинствами, обычаями и обрядами. Подробнее: Закатов А.Н. Социокультурный суверенитет исторических институций: истоки и современность // Ценности и смыслы, 2016, № 1 (41). – С. 36-47.  УДК 321.01 В этом качестве он признаётся другими царственными династиями (как царствующими, так и отрешенными от власти), Русской Православной Церковью и другими историческими институциями.

С 1991 г. начался процесс реинтеграции Российского императорского дома в общественную жизнь современной России. Избегая по принципиальным соображениям любых форм участия в политической борьбе, дом Романовых остаётся хранителем и символом исторической преемственности, вносит посильный вклад в возрождение традиций благотворительности и в укрепление религиозного, национального и общегражданского мира в России и ряде других государств, связанных с цивилизационным пространством бывшей Российской империи. В частности, императорская семья стремится способствовать объективному и разностороннему изучению общей всероссийской истории, всех её славных и трагических страниц. И, несомненно, в год 100-летия Революции представляет особый интерес отношение к ней династии, свергнутой в ходе именно тех событий вековой давности.

Принято считать, что идеология и общественная деятельность императорского дома и людей, поддерживающих его и разделяющих его убеждения, абсолютно противоположны всему, что связано с Революцией и порожденными ею последствиями. В советский период пропаганда приписывала уцелевшим Романовым крайние реставрационистские планы, вплоть до восстановления сословного общества, привилегий дворянства, помещичьего землевладения  и даже крепостного права, а также стремление к реваншу и кровавой мести.

Эти обвинения были в высшей степени демагогическими. Конечно, в смуте 1917 г. и в том политическом режиме, который возник в её ходе, было много неприемлемого для императорского дома. Но, в то же время, отношение к Революции у династии гораздо более сложное, чем это кажется многим.

Чтобы глубже понять суть позиции императорского дома, необходим краткий экскурс в более давнюю историю.

Дом Романовых призван на царство Великим собором 1613 г. после своего рода «революции» — Смуты начала XVII в. С одной стороны, это была реставрация самодержавной монархии, принципа законной династической наследственности и многих прежних устоев государственной жизни России. Но с другой стороны, Смута произвела глубокие изменения в народном менталитете и разорвала ряд прежде существовавших связей. Национально-освободительная борьба усилила влияние служилых сословий, обновила и расширила административную опору монархии.

Примерно в тот же  период в Европе начинается разрушение средневековых порядков и наступление Нового времени. Россия при первых Романовых еще в значительной  степени отдалена от общеевропейских процессов, но отнюдь не изолирована полностью. Вопреки расхожему мнению, и до Петра I цари из дома Романовых не были чужды модернизаторским устремлениям, смелым (хотя и не всегда удачным) решениям в социальной и экономической политике, интереса к зарубежному опыту.

Петр Великий своей «революцией сверху», безусловно,  затмил деда Михаила I, отца Алексея I и старшего брата Феодора III. Новый всплеск кардинальных преобразований происходит при Петре III и Екатерине II. И в последующие царствования при объективном рассмотрении, освобожденном от разного рода идеологических клише, трудно провести грань между «революционными» и «реакционными» начинаниями императоров. Социально-политическое экспериментирование, тяга к изучению и анализу учений и теорий, считавшихся передовыми, поведенческий демократизм были присущи большинству Романовых. Не случайно А.С. Пушкин в разговоре с великим князем Михаилом Павловичем позволил себе весьма вольную фразу: «Vous ;tes bien de votre famille, — сказал я ему, — tous les Romanof sont r;volutionnaires et niveleurs» («Вы истинный член своей семьи. Все Романовы революционеры и уравнители» (франц.)), а младший брат Николая I с юмором поблагодарил за это великого поэта:   «Спасибо: ты меня жалуешь в якобинцы! Благодарю, voila une r;putation que me manquait («вот репутация, которой мне недоставало» (франц.)» [ Пушкин А.С.  Собрание сочинений в 10 томах. – М.: Художественная литература, 1976. – Т. 7. – 398 с., – С. 294; Дневник 1833-1835 гг. Запись за 22 декабря 1834 г/].

«Революционность» Романовых была, естественно, иного рода, чем политические установки большинства революционеров, не видевших решения проблем без упразднения монархии, влияния Церкви и практически всех традиционных основ общественного бытия. Но несправедливо утверждать, будто государи и другие члены династии тупо противостояли всему новому и во всём были препятствием развитию страны. Идя эволюционным путем, они были способны и к довольно радикальным рывкам, и во многих случаях оказывались весьма эффективными модернизаторами.

Тем не менее, предотвратить разрушительную Революцию не удалось. Царствование Николая II оказалось самым противоречивым и драматическим и завершилось падением монархии.

Нельзя сказать, что власти пытались противопоставить революционному движению только «реакцию», т.е.  встречное насилие. Но попытки перехватить инициативу у революционеров и возглавить стремление нации к обновлению не увенчались успехом.

В начале ХХ века все слои российского общества охватило ощущение неизбежности и желательности коренных перемен. В чем эти перемены должны заключаться, разные партии и группы понимали по-разному, но у большинства вызрело некое общее чувство, что «так дальше жить нельзя». Насколько это было правильно – тема для нескончаемой дискуссии.  Но как бы то ни было, даже императорский дом не остался в стороне от воцарившейся общественной атмосферы.

Не секрет, что значительная часть членов династии относилась к политике государя с разной степенью критицизма. Причем оппозиционные мнения высказывались не только какими-то членами императорского дома, имевшими поводы для обид, но и наиболее близкими и любящими родственниками императорской четы, например, матерью Николая II вдовствующей императрицей Марией Феодоровной и родной сестрой императрицы Александры Феодоровны великой княгиней Елисаветой Феодоровной. Многие члены династии сходились в том, что существующий политический курс ошибочен и ведёт к Революции.

При этом, вопреки растиражированным слухам и сплетням, нет никаких достойных доверия доказательств наличия «заговоров», будто бы зревших в среде августейших родственников. Начальник Канцелярии  Министерства двора и уделов, осведомленный и объективный мемуарист генерал-лейтенант А.А. Мосолов утверждал,  что «заговор» великих князей существовал лишь в воображении света» [ Мосолов А. При дворе последнего российского императора, — М., 1993, — С. 35.]. Только великий князь Николай Николаевич не просто позволял себе эмоциональные критические замечания и салонные пересуды или направление императору записок с предложениями реформ, а  реально участвовал в переговорах о возможном отстранении царствующего монарха от власти [О чем довольно подробно писал апологет Николая Николаевича генерал Ю.Н. Данилов. См. Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. — Париж, 1930. — С. 315.  По ряду свидетельств, уже находясь в эмиграции, Николай Николаевич подтверждал факт этих предложений и выражал сожаление о своем отказе (см. Аврех А. Царизм накануне свержения. — М.: Наука, 1989.  — С. 55)]. Но и он не решился примкнуть к заговорщикам, и его, в данном случае, можно упрекнуть лишь в недонесении о готовящемся государственном преступлении.

В ходе февральско-мартовских событий 1917 года, Революцию поддержали три члена династии.

Великий князь Николай Николаевич присоединился к организаторам переворота и в числе прочих командующих фронтами направил государю телеграмму с требованием отречения от престола, а потом присягнул не просто Временному правительству, как переходной власти, а какому-то «новому государственному строю» [Биржевые ведомости, 1917, 14 марта, № 16134] (хотя основы «нового государственного строя» еще только предстояло выработать намечавшемуся тогда Учредительному собранию). Однако его надежды играть одну из ведущих ролей при революционных властях не оправдались. Временное правительство не допустило его возвращение на пост Верховного главнокомандующего.

С радостью приветствовали Революцию великие князья Николай Константинович (сосланный в Ташкент за неблаговидное эпатажное поведение еще при Александре II) и Николай Михайлович (прозванный «красным великим князем» и «русским Филиппом Эгалите»). Оба они вскоре погибли. Николай Константинович умер или был казнен при до сих пор не выясненных обстоятельствах 27 января 1918 г., а Николай Михайлович — расстрелян по приговору ВЧК в Петропавловской крепости 30 января 1919 г. 

Так по иронии судьбы три Николая Романова поддержали низложение императора, который носил то же имя.

Несколько великих князей предпринимали попытки противодействовать начавшимся беспорядкам или хотя бы смягчить катастрофичность их последствий. Последний из здравствовавших на тот момент сыновей Александра II великий князь Павел Александрович и великий князь Кирилл Владимирович при участии великого князя Михаила Александровича  прилагали усилия, чтобы «всячески, всеми способами сохранить Ники на престоле» [ГА РФ, Ф. 601, Оп. 1, Д. 2098].

Когда стало ясно, что силовое подавление мятежа невозможно, они решили пойти по пути частичных компромиссов и сотрудничества с умеренной, на их взгляд, думской оппозицией, в противовес радикальным революционерам. Для этого ими, при участии адвоката Н.И. Иванова, был подготовлен на подпись императору проект манифеста о предоставлении Государственной думе права «составить Временный кабинет, опирающийся на доверие страны», с последующим созывом «Законодательного собрания» для рассмотрения проекта новых Основных Законов [ГА РФ, ф. 601, оп. 1, д. 2095, л. 1 об.; ф. 5881, оп. 2, д. 369, лл. 10 – 11; Манифест великих князей. Из архива Н.И. Иванова // Путь. – Берлин, 1926, 19 декабря]. Кирилл Владимирович, еще сохранявший контроль над Гвардейским экипажем, командиром которого он был, 1 марта привел его в Таврический дворец, предполагая, что «Временный комитет членов Государственной думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями» действительно преследует цели, заявленные в его официальном названии. Все эти маневры потеряли смысл после подписания акта об отречении [Подробнее см.: Закатов А.Н. Император Кирилл I в февральские дни 1917 г. — М.: Издательский центр «Новый век», 1998. — 192 с.].

Великий князь Борис Владимирович, бывший походным атаманом всех казачьих войск, импульсивно попытался лично направиться на выручку Николаю II, но не смог пробиться. За этот порыв он оказался единственным из членов императорского дома, помимо собственно царской семьи, кто подвергся аресту еще по приказу Временного правительства. Правда, спустя несколько дней его освободили.

Прочие Романовы изначально восприняли Революцию как-то пассивно и, можно сказать, обреченно, хотя, наверное, ещё не представляли масштабов предстоящих им бедствий.

Представлял ли их император Николай II, в точности утверждать невозможно. Но совершенно бесспорно, что, оказавшись фактически лишенным свободы и испытывая моральное давление со стороны организаторов переворота, 2 марта он подписал акт об отречении от престола, даже не пытаясь каким-то образом добиться для себя и своей семьи каких бы то ни было гарантий. Единственным личным моментом стало небесспорное с правовой точки зрения отречение не только за себя, но и за своего сына [ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л.5; Подробнее об отречении см. Александров М.А. Отречение от прав на престол по законам Российской империи. http://www.imperialhouse.ru/rus/monograph/articles/3606.html (дата обращения: 11 апреля 2017 г.)].

Великий князь Михаил Александрович, следующий в порядке престолонаследия, не «отрекся», как часто неверно пишут, а отложил принятие верховной власти и объявил, что согласен взойти на престол «если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые законы Государства Российского» [ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 7; Биржевые ведомости, 1917, 5 марта, № 16120].

Все члены династии выразили солидарность с актом великого князя Михаила Александровича, последовали его указанию подчиниться Временному правительству и подтвердили отказ от претензий на удельное имущество (имущество, принадлежавшее Российскому императорскому дому как институции).

Никто их членов дома Романовых не принял участие в Гражданской войне. Имеются сведения о попытках присоединиться к антибольшевицкой борьбе великого князя Андрея Владимировича, но ему в этом сразу было отказано. Лишь «ассоциированный член» императорского дома – последний князь Романовский герцог Лейхтенбергский Сергий Георгиевич недолго воевал в составе Вооруженных сил Юга России, но был изгнан генералом бароном П.Н. Врангелем, будто бы заподозрившим его в «заговоре».

После казни большевиками в 1918 г. Николая II, цесаревича Алексия и великого князя Михаила, т.е. всего мужского потомства Александра III, права на возглавление дома Романовых и, соответственно, на престол в случае восстановления монархии в соответствии со статьями 27-29 Основных законов Российской империи перешли к потомству Александра II. Старшим представителем старшей династической линии на тот момент являлся великий князь Кирилл Владимирович. В 1922 г. он объявил себя «Блюстителем Государева Престола», т.е. регентом, а в 1924 г., окончательно убедившись в смерти всех, кто был старше его в порядке наследования, принял титул императора в изгнании. Так осуществилось конституирование Российского императорского дома как исторической институции в новых для него постреволюционных условиях [Подробнее см.:  Закатов А.Н. Становление династии Романовых в изгнании – Исторический вестник. – Т. 3 (150), Романовы: династия и эпоха. – М., 2013, апрель. – 368 с. – С. 208-253; — Т. 6 (153), История —  свидетельница времен. – М., 2013, декабрь. – 312 с. – С. 146-237;
(дата обращения: 21 декабря 2017].

После кончины Кирилла Владимировича в 1938 г. ему наследовал его единственный сын великий князь Владимир Кириллович, которому было суждено в ноябре 1991 г. начать возвращение дома Романовых на Родину. После его кончины в апреле 1992 г. династию в силу ст. 30 Основных законов Российской империи возглавила его дочь великая княгиня Мария Владимировна, так как последний, помимо самого Владимира Кирилловича, член императорского дома мужского пола князь императорской крови Василий Александрович скончался еще в 1989 г. Наследником Марии Владимировны является ее сын от брака с принцем Францем-Вильгельмом Прусским (в православии – Михаилом Павловичем)  великий князь Георгий Михайлович [Подробнее см.: Закатов А.Н. Биографии императора Николая Александровича,  императора в изгнании Кирилла Владимировича, главы дома Романовых великого князя Владимира Кирилловича и великой княгини Марии Владимировны и наследника цесаревича и великого князя Георгия Михайловича и статья «Дом Романовых. История продолжается» в книге: Дом Романовых. 400 лет. – М.: РООССА, 2014. – 1224 с. – С. 867-1198.].

Заявив о восприятии прав и обязанностей своих предков и вступив на путь общественной деятельности по защите идеала монархии, Кирилл Владимирович не мог не выразить своей оценки Революции и не сформулировать позицию относительно её причин, хода и следствий.

Глава дома Романовых, в отличие от многих эмигрантов, отчётливо понимал, что Революцию следует рассматривать не только как событие, но и как явление, и как процесс.

В Революции — событии, произошедшем в пространстве и времени, было много случайного и спонтанного. Но Революция – явление (т.е. событие в своей сущности) развивалась, в целом, по типичному сценарию подавляющего большинства революций. А Революция – процесс (т.е. последовательная смена состояний в едином непрерывном движении) уходит корнями в предшествующие эпохи, прошло стадии зарождения и трансформаций, достигла кульминации в двух переворотах 1917 г. и Гражданской войне и продолжилась в форме коммунистического режима.

Из такого анализа проистекает признание домом Романовых закономерности Революции. Кирилл Владимирович и его наследники проявляют понимание, что 1917 г. и его последствия – это не нелепая случайность, которой можно было избежать, а исторический этап, ставший неизбежным из-за накопившихся в прежние периоды причин.

Нисколько не отрицая наличие в Российской империи глубоких проблем политического, социального и экономического характера, дом Романовых считает, что главной причиной Революции были не они, а глубокий кризис  народного сознания, наступившее разочарование во всей системе традиционных ценностей. 

Поэтому для династии Революция в ее катастрофической, разрушительной ипостаси ассоциируется, прежде всего, не с преступлением, а с болезнью. Соответственно, поиск путей преодоления Революции мыслится не в виде пресечения и наказания виновных, а как комплекс мер по духовному и ментальному исцелению.

Императорский дом признает собственную ответственность за Революцию.   Кирилл Владимирович в 1923 г. писал: «Не утаим и греха; много было его на Руси. За наши общие вины принесены величайшие жертвы; кара Господня вразумила нас, дабы впредь мы греха сторонились» [Воззвание Блюстителя государева престола великого князя Кирилла Владимировича к русскому народу с покаянием и призывом к объединению на основе традиционных российских ценностей, Канны, 2/ 15 апреля 1923 г. (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)]. Его внучка Мария Владимировна в 2017 г. формулирует данную мысль еще более конкретно: «На нашей династии, на аристократии и правящем слое в целом, на части церковной иерархии, на промышленных и финансовых кругах лежит значительная часть ответственности за развитие болезненных тенденций, подточивших организм исторической российской государственности. Императорский дом не отказывается от признания своей доли вины. Мы каемся в совершенных грехах и ошибках перед Богом и нашим народом и убеждены, что чтобы понять причины трагедии, следует не обвинять друг друга, а в совместном обсуждении постараться честно разобраться в том, что совершилось в 1917 году, что к этому привело, и какие последствия повлекло за собой» [Интервью главы Российского императорского дома великой княгини Марии Владимировны газете «Монархист»: http://monarhist.info/newspaper/article/97-98/4270 (дата обращения: 12 апреля 2017 г.)]. Династия не пытается выступить в роли «безгрешного судьи», а призывает соотечественников к совместному поиску способов восстановления прочного народного единства. 

 Программу национального примирения, исходящую от дома Романовых, начал формулировать Кирилл Владимирович, причем с самых же первых своих обращений. Проекты этих актов поначалу готовились князем Д.М. Голицыным-Муравлиным, придававшим им неуместную пафосность при некотором дефиците содержания. Впоследствии язык обращений главы династии станет более современным. Но и в воззваниях периода блюстительства достаточно твёрдо выражены мысли государя о необходимости преодолеть «красно-белое» противостояние не на основе победы одной стороны над другой, а  на пути синтеза всего жизненного и созидательного, что есть у обеих сторон.

В самом первом своем обращении от 8 августа 1922 года Кирилл Владимирович провозгласил лозунг изживания красно-белой вражды: «Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа Российского единая Русская Армия, беззаветно преданная России, ее вековым устоям, ее исконным целям.  Она спасет нашу многострадальную Родину» [Обращение Блюстителя государева престола великого князя Кирилла Владимировича «К российскому воинству» с призывом к объединению «белой» и «красной» армий и их совместном выступлении для освобождения России от режима большевиков. Сен-Бриак, 26 июля/8 августа 1922 г. (Граф Г.К. Августейший блюститель государева престола государь великий князь Кирилл Владимирович. – Мюнхен, 1922. – 31 с. – С. 27-28)].

Глубоко неверно устойчивое представление, что Белое движение было преимущественно монархическим, а  императорский дом ассоциировал себя в эмиграции с «белыми» в противовес «красным». На самом деле, Белое движение в основной своей массе противостояло большевизму под лозунгами Февральской революции, то есть было также революционным. В эмиграции у многих «белых» произошла монархическая эволюция взглядов, но и у них продолжали довлеть представления периода Гражданской войны. На это обращала внимание Канцелярия императора Кирилла в своих «Руководящих указаниях», выпущенных в 1931 г.: «То чувство, которое создалось у «белых» (эмиграции) против «красных» (всего Русского народа) — понятно: оно есть следствие гражданской войны. Но это чувство уже давно надо было отбросить, ибо нельзя стремиться спасать Россию, тая в себе чувство мести и презрения к ее народу. Нельзя и ныне продолжать верить в то, что эмиграция вернется в Россию силою оружия и там «наведет порядок»» [Извлечение из Руководящих указаний Канцелярии его императорского величества // Младоросская искра, 1931, 15 декабря].

Возлагая надежды на слияние Красной и Белой армий на основе патриотизма, Кирилл Владимирович недвусмысленно и последовательно отвергал интервенционистские настроения, господствовавшие среди значительной части русских эмигрантов: «Я ни в коем случае не могу стать на точку зрения тех вождей, которые сочли бы возможным поддаться искушению воевать со своими соотечественниками, опираясь на иностранные штыки, — как бы еще ни заблуждались в данное время русские народные массы» [Обращение императора в изгнании Кирилла Владимировича «Верноподданным русским людям», осуждающее ставку на иностранную интервенцию в борьбе с большевиками. 1/14 Января 1925 года (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)].

Что касается «заблуждений народных масс», то глава дома Романовых видел их отнюдь не во всем, что произошло после Революции: «Не нужно уничтожать никаких учреждений, жизнью вызванных, но необходимо отвернуться от тех из них, которые оскверняют душу человеческую» [Воззвание Блюстителя государева престола великого князя Кирилла Владимировича к русскому народу с покаянием и призывом к объединению на основе традиционных российских ценностей, Канны, 2/ 15 апреля 1923 г. (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)].

В программном обращении от 26 января 1928 г. император Кирилл декларировал: «(…) не отвергая советской системы народного представительства, Я обеспечу свободное избрание в советы представителей всех хозяйственных и производительных слоев населения, а равно членов профессиональных организаций и специалистов, выдвинувшихся своим знанием и опытом в делах государственных. Советы сельские, волостные, уездные, губернские и областные или национальные, увенчанные периодически собираемыми Всероссийскими Съездами Советов – вот, что способно приблизить Русского Царя к народу и сделать невозможным какое-либо средостение в виде всесильного чиновничества или же иного, пользующегося особыми преимуществами, сословия» [Декларация императора в изгнании Кирилла Владимировича о принципах преобразований, планируемых им в случае восстановления обновленной народной самодержавной монархии в России. Сен-Бриак, 13/26 января 1928 года (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)].

Лозунг «Царь и Советы» открыто провозглашала близкая к императорскому дому в 1920-е – 1930-е гг. Партия младороссов, являвшаяся одной из крупнейших организаций русской эмиграции.

Здесь уместно сопоставить позиции большевиков и дома Романовых. У В.И. Ленина встречаются весьма интересные и неожиданные признания.  В интервью американской газете “The New York Herald” о «кронштадтском мятеже», опубликованном 15 марта 1921 г., вождь коммунистического режима заявил:  «Поверьте мне, в России возможны только два правительства: царское или Советское» [Ленин В.И. Полное собрание сочинений. – Т. 43. – М.: ГИПЛ, 1961. – С. 128 («О кронштадтском восстании. Краткая запись беседы с корреспондентом американской газеты “The New York Herald”)]. Эта фраза не вяжется с пропагандистскими утверждениями, что монархия полностью себя исчерпала, прогнила и ни на что не годна. Ленин, относясь к «царскому правительству», безусловно, враждебно, признавал, тем не менее, его жизненность как принципа власти. Наверное, не будет преувеличением сказать, что положение, отмеченное В.И. Лениным, в основных чертах сохраняется по сей день. Не случайно В.С. Черномырдин отозвался о современных политических конструкциях: «Какую партию ни возьмемся строить, всё у нас КПСС получается».  Только происходит это от того, что современные политики подсознательно следуют большевицкой парадигме, жёстко противопоставляющей «царское» и «советское», и, видя несостоятельность в России либерально-демократических моделей, апеллируют к 73-летнему советскому опыту в том виде, в каком он на практике сложился под властью Коммунистической партии, не вспоминая о свыше чем тысячелетнем опыте дореволюционной России. Императорский же дом настроен на синтез этих систем: возрождение легитимной монархии в сочетании с очищенной от коммунистической идеологии и наделенной реальной властью системы народного представительства в форме Советов.

В своем последнем программном обращении от 24 марта 1938 г. император Кирилл, подтверждая неизменность своих прежних установок (к которым мы еще вернемся), выражал уверенность, что «установление устойчивой национальной власти» может быть обеспечено «лишь Законной Монархией, строительство которой сочетает преемственность управления с новым духом и требованием времени» [Обращение императора в изгнании Кирилла Владимировича с характеристикой деятельности коммунистического режима и изложением его видения программы государственного строительства после восстановления монархии. Сен-Бриак, 11/24 марта 1938 г. (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1; Бодрость, 1938, 3 апреля, № 171)]. Великий князь Владимир Кириллович говорил: «Монархия – это единственная форма правления, совместимая с любой политической системой, поскольку предназначение монарха – быть высшим арбитром» [Корона Российской империи // Огонек. 1990, 6-13 января. – С. 28-29. Первое интервью государя, опубликованное в СССР].

И тут вновь напрашивается параллель с непривычным для устойчивого советского восприятия монархии признания В.И. Ленина, на сей раз вполне созвучного позиции дома Романовых: «Могут быть и бывали исторические условия, когда монархия оказывалась в состоянии уживаться с серьезными демократическими реформами вроде, например, всеобщего избирательного права. Монархия вообще не  единообразное и неизменное, а очень гибкое и способное приспособляться к различным классовым отношениям господства учреждение» [Ленин В.И. Полное собрание сочинений. – Т. 20. – М.: ГИПЛ, 1961. – С. 359 (статья «Об избирательной кампании и избирательной платформе», опубликованная в газете «Социал-демократ» 18/31 октября 1911 г.)]. Правда за монархией Николая II такой способности В.И. Ленин категорически не признавал. Но если бы ему было суждено прожить подольше, он был бы вынужден признать, что, перефразируя Ш.М. Талейрана, Романовы ничего не забыли, но многому научились. Примечательно, что в канонической статье Большой советской энциклопедии [В первом издании БСЭ недвусмысленно признавалось существование российского легитимизма как социально-политического течения русской эмиграции, тогда как в последующих изданиях стало принято умолчание об этом и характеристика легитимизма преимущественно как  зарубежного (главным образом, французского) явления. Противостояние в русском зарубежье легитимизма и «непредрешенчества» в марксистской исторической науке и коммунистической пропаганде начало сводиться к конфликту между  сторонниками Кирилла Владимировича и Николая Николаевича], начав с обычного для марксистов утверждения, что «легитимисты» выступают с открытым требованием реставрации самодержавия, выдвигая кандидатом на престол «законного престолонаследника» бывшего великого князя Кирилла Владимировича Романова», автор М. Алехин отметил так называемую «левую эволюцию» легитимизма как организованного движения и направления общественно-политической мысли [БСЭ. Гл. ред. О.Ю. Шмидт. – М.: ОГИЗ РСФСР, 1934. – Т. 64. — С. 168]. 

Из всего комплекса обращений, заявлений, интервью и других публичных выступлений Кирилла Владимировича, Владимира Кирилловича и Марии Владимировны явствует, что для императорского дома из черт установившегося в России в ходе Революции коммунистического режима неизменно неприемлемы богоборчество, обязательная и агрессивно навязываемая материалистическая идеология, тоталитаризм (то есть стремление государства жёстко контролировать не только политическую сферу, но все сферы человеческой жизни), террористические методы управления, теория классовой борьбы как главного фактора исторического развития, полное отрицание частной собственности, целенаправленное разрушение традиционных нравственных основ и уничтожение историко-культурного наследия, принесение интересов России в жертву утопической идее коммунизма и мировой революции. Нужно отметить, что все эти черты ныне осуждаются или, по крайней мере, приглушаются здравомыслящими представителями левого политического спектра.

В то же время, дом Романовых проявляет полную готовность принять, поддерживать и развивать идеи социальной справедливости, обеспечения и расширения народного самоуправления, гибкой национальной политики, постоянной модернизации системы политического управления, институтов гражданского общества и экономических отношений. Все главы династии в изгнании с самого начала отвергали присущие значительной части эмиграции идеи реституции экспроприированной собственности и какого бы то ни было восстановления сословных привилегий.

В первых обращениях Кирилла Владимировича, помимо общих слов о сохранении пореволюционных  «учреждений, жизнью вызванных»,  признается безусловная необходимость правового закрепления за крестьянами перешедшей к ним земли, ограничения возможностей эксплуатации труда, расширения политических и гражданских прав и свобод, выстраивания новой системы межнационального сотрудничества.

В рескрипте учрежденному им «Совещанию по вопросам устроения Императорской России» («Государеву совещанию»)  император Кирилл подчеркивал: «Долгое лихолетие и особое устройство, полученное некоторыми народами Империи за время смуты, настолько потрясли и изменили ее действенные силы, что духовно-нравственное возрождение и хозяйственное преуспеяние России может быть впредь достигнуто лишь на началах, соответствующих современным ее нуждам, с сохранением тех из происшедших изменений ее строя, которые усвоены населением и могут быть с пользой для него оставлены на будущее время» [Сборник высочайших актов и исторических материалов. Ко дню годовщины издания его императорским величеством государем императором Кириллом I манифеста 31 августа 1924 г. – София: Издание Представительства его императорского величества в Царстве Болгарском, 1925. – 96 с. – С. 62-63].

Совещанию было поручено анализировать советский опыт и готовить на случай восстановления легитимной монархии проекты относительно обеспечения всему населению полноценных возможностей участия в государственной жизни, соглашений с  отпавшими от России народностями, юридического закрепления веротерпимости, расширения прав местных органов власти, подтверждения упразднения сословных привилегий, полноценного оформления прав собственности крестьян на земельные угодья, восстановления и модернизации промышленности и торговли, создания условий для инвестиций, совершенствования системы путей сообщения, новой системы образования, рабочего законодательства, страхования трудящихся и развития социальной сферы.

В программном обращении Кирилла Владимировича от 26 января 1928 г., кроме уже упомянутой декларации о признании советского строя и о готовности его развивать, содержатся гарантии широкого  областного самоуправления, отсутствия любых форм национального угнетения, правового закрепления земли за крестьянами с установлением обязанности использовать её по назначению, присвоения государству и общинам преимущественного права приобретения земли по рыночной стоимости в случае её продажи собственниками, содействия городским жителям в приобретении на льготных условиях неиспользуемой земли, поддержки механизации и интенсификации сельского хозяйства, сохранения 8-ми часового рабочего дня и законодательства об охране труда и социальной защиты работников, государственной помощи в улучшении жилищных условий,  дальнейшего развития профсоюзного движения, недопущения возрождения сословных привилегий, возрождения основ судебной системы, созданной Александром II – «суда скорого, справедливого и милостивого, равного для всех».

В области экономики предполагалась дальнейшая индустриализация (но без крайних мобилизационных мер, создающих рабский, по сути, сектор, основанный на принудительном труде заключенных в лагерях) и восстановление частной собственности в сочетании с собственностью государственной и коллективной (причем приватизация предусматривалась только в случаях, «когда это не нарушит государственных интересов или интересов кооперации» и не распространялась на недра, крупные лесные хозяйства и «нефтеносные земли»). Кирилл Владимирович полагал, что «верховная собственность Государства» на недра и леса даст возможность «не обременять население чрезмерными налогами».

Также в обращении 1928 г. выделялись направления «широкого народного просвещения и насаждения профессионального образования, беспощадного искоренения хулиганства и праздности, уменьшения косвенного обложения и налогов на мелкие ремесла и промыслы, целесообразная свобода печати и общественной жизни, удешевления железнодорожных и почтовых тарифов,  возможно широкая медицинская помощь всем страдающим тяжкими болезнями».

Еще более «просоветским» «зубры» эмиграции  сочли обращение главы дома Романовых от 23 декабря 1931 г.  В нем Кирилл Владимирович открыто признал, что «капитализм выродился в форму порабощения народных масс незначительным меньшинством», и это, по его мнению, оправдывало «борьбу против поработителей» прозревших народов.  Но результатом этой борьбы он видел не победу защищающих капитализм «полицейских диктатур» и не торжество материалистического коммунизма, а появление «новой культуры», сочетающей традиционные ценности с требованиями современности.

Император выражал радость в связи с ростом трудового энтузиазма и успехами в хозяйственном развитии СССР: «Я от всего сердца желаю успеха в творчестве окрепшему и познавшему любовь к Родине русскому человеку. Я всей душой скорблю, что нынешняя власть создала нестерпимые и рабские условия труда, держит народ в голоде и нищете. Но еще немного усилий, немного настойчивости и терпения, и Русский народ расправит могучие плечи и сбросит обветшавшие одежды.  Я приветствую нарождение новой жизни как зарю величия Моей Родины и будущего счастья человечества. Каждый успех в строительстве есть победа Русского народа. Допустимо ли ему мешать в достижении полного торжества? Каждый русский человек должен всеми силами помогать возрождению могущества своего Отечества. Особенно важно это сознавать нам, выкинутым за пределы России. Только помогая воссозданию русской мощи мы опять сольемся со своим народом и вернемся на родную землю. Мои взоры всецело обращены к будущему. Я чувствую лихорадочное стремление Русского народа к обновлению. Я горжусь его жизнеспособностью и жаждой творчества и глубоко страдаю, видя, какие муки ему приходится терпеть в борьбе за лучшее будущее. Но близится час торжества, и недалек тот день, когда весь мир преклонится перед величием свободной России» [Новогоднее обращение императора в изгнании Кирилла Владимировича с изложением его взглядов на общемировую и советскую действительность и на перспективы освобождения России. Машинопись. Сен-Бриак, 10/23 декабря 1931 года (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)] .

Выступления главы дома Романовых не были обойдены вниманием в СССР. В коммунистической пропаганде принялись высмеивать «левую эволюцию» легитимизма. Например, в феврале 1932 г. в «Комсомольской правде» были опубликованы цитаты из обращения Кирилла Владимировича и вместе с ними  такие стихи:

«Вот это открытие.
Редко да метко.
Откровение
От строки до строки.
А мы-то думали,
Что пятилетку
Организовали большевики!

А мы-то думали,
Что семья народов
Рабочих,
Трудящихся,
Крестьян –
Под руководством партии
В четыре года
Выполняет пятилетний план.

Мы думали
Ленинской партии сила –
Основа победы,
Пароль, девиз…
[А,] оказывается:
«Народ»
Под руководством… Кирилла
Строит социализм» [Комсомольская правда, 1932, 15 февраля].

Автор стихотворения откровенно искажает смысл обращения, в котором вовсе нет претензии на то, что советский народ достигает побед «под руководством Кирилла». При объективном рассмотрении понятно, что глава династии отвергает коммунистическую идеологию и практику, но радуется народным успехам. А это показывает, что Кирилл Владимирович не закоснелый реакционер и «враг народа», а, во всяком случае,  более сложный субъект политической борьбы. Но, судя по всему, агитаторы были уверены: читатели не станут так глубоко вдумываться и ни от кого не воспримут идею, что народ способен творить самостоятельно и даже вопреки политике ВКП(б).

Кирилл Владимирович приветствовал усиление Красной армии. Если в 1922 г. он говорил о  возможности объединения «красных» и «белых»  на общем принципе защиты Родины, то 10 лет спустя, когда «Белое воинство» перестало существовать, а его остатки переродились либо в мемориальные организации, либо в политические группы, императорское воззвание от 25 ноября 1932 г. адресовано исключительно к РККА: «(…) Русские воины. Я обращаюсь к вам. Ваша мощь – залог целости и нерушимости Русского государства. Став вооруженной силой России, будучи неотъемлемой частью ее народа, вы приняли на себя наследие многовековой славы Российских Армии и Флота, которые всегда стояли на страже Отечества и служили залогом международного мира. Ничто преходящее, наносное не может изменить сущности вашего воинского служения. Вы уже осознали себя  защитниками родной Земли. Придет время, когда это сознание решит судьбу России. В настоящем вы должны готовить себя к будущему. России нужны сильные армия и флот. Они нужны ей для обороны ее границ и необходимы для освобождения от гнета коммунизма. Ваш долг усилять мощь Армии и Флота, возвышать их дух, закалять дисциплину, упорно трудиться над их техническим совершенствованием. Когда, Божиим соизволением, вы вместе с народом положите конец коммунистическому произволу, настанет пора зарождения подлинной Русской Государственности, в которую на Армию и Флот ляжет главной обязанностью ограждение себя от развала и защита единства Империи, для свободного развития народов, ее населяющих. Вы должны помнить уроки прошлого. Я – преемник Царей и Императоров, строивших Русскую Державу с помощью героических Российских Армии и Флота и утвердивших ее на шестой части земли, находившийся долгие годы в тесном единении с Русским воинством, говорю вам, что лишь верным служением Отечеству вы вернете себе право на тысячелетнюю нашу историю. Верю, что вы – воины возрождающейся России – будете достойны своего Отечества и надежной опорой народной Империи. Наш общий долг – в служении Родине, и мы выполним его до конца. Я заявляю, как некогда заявлял мой предок Император Петр Великий [Слова Петра Великого из его обращения к русским воинам перед Полтавской баталией 1709]: ведайте, что мне жизнь не дорога, жила бы РОССИЯ во славе и благоденствии для благосостояния вашего» [Обращение императора в изгнании Кирилла Владимировича к воинам Рабоче-крестьянской красной армии. Машинопись. Сен-Бриак, 12/25 ноября 1932 года (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)].

Дому Романовых не только не свойственен дух реваншизма, но, напротив, в этой тенденции он усматривает страшную угрозу будущему России. «Пусть откажется каждый от кары и мщения, — писал в 1923 г. Кирилл Владимирович. — Божьему предадим Суду: и кровь, невинно пролитую, и те преступления, что навеял на Русский Народ его совратитель» [Воззвание Блюстителя государева престола великого князя Кирилла Владимировича к русскому народу с покаянием и призывом к объединению на основе традиционных российских ценностей, Канны, 2/ 15 апреля 1923 г. (АРИД, ф. 8, оп. 1, д. 1)].

Эти призывы зазвучали от императорского дома, когда взаимная ненависть противоборствовавших в Гражданской войне сторон и боль от причиненных друг другу ран были еще чрезвычайно остры. Но все главы династии в изгнании понимали, что без взаимного прощения невозможно восстановить народное единство.

Если применить метафору, в насилиях Революции дом Романовых видит некое коллективное безумие. Но преступления, совершенные в состоянии безумия, суть невменяемые деяния. Здесь требуется не возмездие, а лечение. В «социальном безумии», охватывающем массы, всё, конечно, намного сложнее, чем в психическом расстройстве частного лица. Но принцип, по существу своему, тот же.

Великий князь Владимир Кириллович придерживался несколько более консервативных взглядов, чем его отец. Но все основные его идеи он исповедовал в неизменном виде. На первом листе подлинника обращения своего покойного отца, обобщившего всё сказанное им ранее,  новый глава дома Романовых уже во время II Мировой войны, 18 января 1940 года написал: «Основы, изложенные в настоящем акте Моего Отца от 24 Марта 1938 года, полностью отражают и Мои взгляды на будущее устроение Государства Российского. Владимир. S[ain]t Briac, 18-I-[19]40.»

Во время Великой Отечественной войны великий князь Владимир Кириллович сумел пройти между Сциллой коллаборационизма и Харибдой соглашательства с коммунизмом. Коммунистическая идеология была для него категорически неприемлема из-за своего богоборческого характера, и он принципиально призывал к борьбе с ней в любых исторических условиях и обстоятельствах. Но при этом он никогда ни прямо, ни косвенно не одобрял сотрудничество с оккупантами и пособничество завоеванию родной страны, действия в интересах врага и в ущерб своему государству и его союзникам.

Находясь во Франции на оккупированной немцами территории, великий князь использовал своё знакомство с антинацистски настроенными германскими офицерами, чтобы оказать помощь советским пленным, содержавшимся в концентрационных лагерях в г. Сен-Мало и на о. Джерси.

Информация об этой помощи советским узникам содержится в воспоминаниях самого великого князя [Владимир Кириллович, Великий Князь, Леонида Георгиевна, Великая Княгиня. Россия в нашем сердце. – СПБ.: Лики России, 1995. – 160 с. – С. 61] и в архивных документах. Во время отпевания главы Российского императорского дома в Исаакиевском соборе 29 апреля 1992 года, возглавлявший богослужение святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своем надгробном слове особо отметил: «Характерно, что во время Второй мировой войны, находясь во Франции, Владимир Кириллович установил связь с немецкими офицерами, оппозиционно настроенными к фашистскому режиму, и благодаря этому деятельно помогал советским военнопленным. В 1944 году последовали его арест и депортация в Германию» [Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Слово перед отпеванием
Великого Князя Владимира Кирилловича (29 апреля 1992
года, Исаакиевский собор, Санкт-Петербург) // Журнал Московской патриархии].

Владимир Кириллович смотрел на возможность внутреннего освобождения от коммунизма  народом СССР более скептически, чем его отец. Но и он прекрасно понимал: «Тщетно ждать спасение Родины от иностранцев. Другие народы могут являться нашими временными союзниками в борьбе, но каждый из них неизбежно будет преследовать свои национальные цели» [Пасхальное обращение Главы Российского Императорского Дома Великого Князя Владимира Кирилловича к русским людям, провозглашающее бессмысленность ожидания помощи в борьбе с коммунизмом от иностранных держав и выражающее надежду на свержение богоборческого коммунистического режима собственными силами. Мадрид, 23 апреля/6 мая 1956 г. (АРИД, ф. 8, оп. 2, д. 1; Сборник обращений Главы Династии Великого Князя Владимира Кирилловича / Сост. А.П. Волков. – Нью-Йорк, 1971. – 111 с. – С.37-39)].

Оставаясь убежденным антикоммунистом, глава дома Романовых никогда не переносил неприятие атеистической материалистической идеологии на своих соотечественников (чем грешат многие эмигрантские деятели, по сей день сохраняющие внутреннюю враждебность к «подсоветским» и «совкам», как они изволят выражаться, и продолжающие требовать от нас покаяния, не понимая, что нужно сначала покаяться самим). Об этом свидетельствуют заявления Владимира Кирилловича периода самого пика «Холодной войны», когда западный мир, а вместе с ним и русскую эмиграцию, захлёстывали волны истерии, подменяющие антикоммунизм откровенной  русофобией. Императорский дом свидетельствовал, что народ России остаётся великим народом, а сама Россия никогда не может утратить статус великой державы.

«Мы радуемся исключительным техническим достижениям, покрывшим славой русское имя, среди которых гордимся полетами в космос как Юрия Гагарина, так и других русских смельчаков», – писал Владимир Кириллович  в обращении от 25 декабря 1967 года [Сборник обращений Главы Династии Великого Князя Владимира Кирилловича / Сост. А.П. Волков. – Нью-Йорк, 1971. – 111 с. – С. 75]. «Отмечаю наличие в России, во всех отраслях человеческого творчества, даже при теперешних условиях существования, целого ряда выдающихся деятелей науки, литературы, художества, отважных исследователей сверхвоздушных пространств. До каких бы еще более совершенных и обширных творческих высот они все дошли бы при открывшихся перед ними возможностях свободного мышления и труда!» [АРИД, ф. 8, оп. 2, д. 1], – говорится в его обращении от 16 апреля 1973 г.

Характерные особенности менталитета главы дома Романовых отметил журналист В. Литвинский, отнюдь не придерживавшийся монархических убеждений, но описавший встречу с Владимиром Кирилловичем доброжелательно и объективно: «Меньше всего считает себя великий князь лидером монархистов, — пишет В. Литвинский, — постоянно подчеркивая, что для совместного труда на благо России достаточно быть просто русским. Будучи человеком вполне современным, он вполне отдает себе отчет в полной невозможности восстановления дореволюционного сословного строя России и в абсурдности реставраторских вожделений столь многих из старшего поколения монархистов. «Эти люди не способны признать тех колоссальных перемен, которые произошли в психологии народа за все эти годы; их жизнь остановилась в 1917 году, и они ничему не смогли научиться. Понять их по-человечески можно, но они принадлежат прошлому, а не будущему», – говорит он. (…) Мне было очень интересно отметить в нем одну любопытную особенность. В разговоре на политические темы, употребляя выражение «мы», он подразумевает не «мы, эмиграция», а «мы – русский народ»; получается это у него совершенно натурально, и без всякой рисовки, и мне понадобилось некоторое время, чтобы приспособиться к его образу мышления. По-видимому, своим сознанием, – либо врожденным, либо воспитанным в нем, он принадлежит России, причем России не отвлеченной, существующей в представлении столь многих эмигрантов, а самой настоящей, сегодняшней.» [«Новое Русское Слово», 1954, 31 октября].

Великий князь вполне отдавал отчёт, что США является геополитическим конкурентом не только СССР, как коммунистической державы, но и России как таковой. «Когда я поинтересовался, — отмечает В. Литвинский, — почему он избрал своим местожительством Испанию, а не, скажем, Америку, он, в качестве первого соображения, сказал: «В Америке мне жить не пристало. Что бы мы ни говорили, Америка сегодня наш враг. Испания – маленькая страна, России ничем и никак не угрожает».

Американский журналист, хотя и выходец из России, был шокирован некоторыми рассуждениями великого князя: «Когда зашел разговор о распродаже советским правительством национальных музейных ценностей, попавших в конце концов в американские музеи, он высказал мысль, что покупатели картин Рембрандта и Леонардо были не более, не менее, как скупщиками краденого, и что когда придет день, «мы все это потребуем обратно». И только после некоторого спора, он согласился, что «мы дадим возможность американцам продать нам картины назад за символическую цену».

Когда в 1980-е гг. в СССР начались перемены, и коммунистический режим стремительно терял доверие населения, силу и опору, Владимир Кириллович занял чрезвычайно взвешенную и деликатную позицию. Он понимал, что «эффект маятника», антикоммунистический реванш, «белый большевизм» и иные подобные проявления губительны для страны. «Как глава Российского императорского дома и блюститель нашей многовековой исторической традиции, — заявил великий князь в обращении от 20 декабря 1990 г., — я всегда буду всячески способствовать всем созидательным стремлениям наших соотечественников и решительно отвергать все разрушительные выступления, даже если они исходят от людей, заявляющих о своей верности нашему великому прошлому (выделено мной — А.З.)» [http://monarhist.info/LEG/1990/Ot_Glavy-90.htm (дата обращения: 15 апреля 2017 г.)].

Предостерегал глава дома Романовых и от увлечения западным опытом: «Благоденствие и процветание не придут вслед за подачками с Запада – пусть щедрыми, но никогда не бескорыстными» [Обращение главы Российского императорского дома к российскому крестьянству, апрель 1992 г.   Владимир Кириллович, великий князь, Леонида Георгиевна, великая княгиня. Россия в нашем сердце. – СПБ.: Лики России, 1995. – 160 с. – С. 136], – написал он в своем последнем обращении 1992 года.

Великая княгиня Мария Владимировна, впервые прибывшая на Родину в апреле 1992 г., следуя за гробом отца, уже имела возможность беспрепятственно общаться с соотечественниками в самой России, лучше понять их мировоззрение и на собственном опыте постигнуть образ жизни, сформировавшийся за десятилетия после Революции.

Объем данного доклада не позволяет охарактеризовать все аспекты идеологии императорского дома, сформулированные и развитые в течение последних 25 лет. Но можно в целом утверждать, что основные идеи остались неизменными: сохранение монархических убеждений и веры в то, что монархия как идея Государства-Семьи во главе с наследственным надпартийным Арбитром сохраняет свой потенциал и может быть востребована народом в будущем; при этом готовность быть полезными своей стране независимо от отношения к монархии на данном историческом этапе; патриотизм и лояльность существующей государственной власти как гаранту законности, порядка, территориальной целостности и международного положения России и ее поддержка в этом качестве; симфоническое соработничество с Русской Православной Церкви;  сотрудничество с другими традиционными конфессиями России; внепартийность и неучастие в каких бы то ни было формах политической борьбы; открытость для диалога с соотечественниками любых общественно-политических убеждений; служение делу национального, религиозного и общегражданского мира; приоритетность социокультурных направлений деятельности; поддержание духовных и культурных связей между всеми народами, принадлежащими к цивилизационному пространству бывшей Российской империи и СССР; отстаивание положительного образа России с мире; неприятие любых разновидностей реваншизма (как «красного», так и «белого»), фанатизма и экстремизма.

В отношении Революции и ее последствий великая княгиня Мария Владимировна придерживается позиции, сформулированной её дедом и отцом, главные положения из обращений которых она нередко цитирует.

Мария Владимировна отвергает теорию «двух революций» 1917 г. и убеждена, что события февраля и октября следует рассматривать как закономерные стадии единого революционного процесса.

В эссе, написанном к 90-летию Революции, глава дома Романовых отстаивает мысль о том, что первопричиной Революции явился духовный кризис всех традиционных ценностей, прежде всего, упадок религиозности и патриотизма, а политические, социальные и экономические причины имели второстепенное значение. Монархия, по мнению Марии Владимировны, была свергнута не потому, что у неё не было способности к модернизации страны, и не потому, что у неё были сильные враги в лице революционеров и иностранных противников Российской империи, а потому, что во всех слоях народа, прежде всего в элите, ослабели механизмы защиты веры, исторического государственного строя и национального единства.

Великая княгиня указывает, что Белое движение не было монархическим, а также следовало логике революционного процесса и утопическим идеям, далеким от подлинных народных интересов. Это свидетельствует о глубинных причинах Революции, о том, что не пройти через это испытание было, к сожалению, невозможно.

Главной бедой, принесенной Революцией, Мария Владимировна считает богоборчество, искоренение значительной части исторического наследия и подрыв традиционных ценностей, братоубийство под лозунгом «классовой борьбы» и колоссальный ущерб генофонду нации, нанесенный массовыми репрессиями, насильственной коллективизацией и другими тоталитарными социальными экспериментами.

Наряду с этим глава дома Романовых признает огромную значимость достижений советского периода и уважает всех, кто внес свой вклад в эти свершения, в том числе и деятелей Коммунистической партии. Однако утверждения, что без Революции, без коммунистического режима и его идеологии наша страна не смогла бы ничего добиться, великая княгиня считает бессмысленными и унизительными для российского национального самосознания.

Независимо от существующих различий в трактовках прошлого, Мария Владимировна призывает и согласных, и несогласных с ней вынести эту дискуссию в научную сферу,  а на общественном поприще в настоящем и будущем перестать обвинять друг друга и искать точки сближения и площадки для совместного служения своему Отечеству. «Хватит уже искать виновных — пишет великая княгиня в своем эссе 2007 г. — В наших бедах виноваты мы все без исключения. И мы не исцелимся, если вместо того, чтобы поставить диагноз и избрать правильные методы лечения, будем ссориться и нападать друг на друга. (…) Наша первоочередная общая цель – восстановить национальное единство, нарушенное революцией. Последний руководитель СССР М. Горбачев в 1987 году назвал свой программный доклад на партийном съезде «Октябрь и перестройка: революция продолжается». С тех пор прошло еще 20 лет. Дай Бог, чтобы революция, наконец, завершилась» [http://www.imperialhouse.ru/rus/word/maria/3931.html (дата обращения: 27 марта 2917 года).].

Великая княгиня придает большое значение совместному поминовению на религиозных и светских мероприятиях потомками (физическими и идейными) «красных» и «белых» всех жертв Революции, независимо от того, к какому лагерю они принадлежали. В обращении к участникам панихиды «по всем, в годину смут убиенным и в изгнании скончавшимся», отслуженной по благословению святейшего патриарха Кирилла в храме Знамения в Романовом переулке, Мария Владимировна написала: «Главным итогом и уроком минувшего трагического столетия для нас должно стать осознание того, что никакая цель не может являться оправданием для безбожной и бесчеловечной злобы, взаимного истребления, ненависти и клеветы. У каждой из сторон в великой Смуте ХХ века были своя правда и своя ложь, свои идеалы и своя корысть, свои герои и свои негодяи. Но, в конечном итоге, от революции пострадали все – и побежденные, и победители. Вчерашние палачи назавтра становились жертвами, а многие из тех, кто выжил и даже видимо обрел власть и благополучие, оказались изуродованными духовно и нравственно. Мы не должны ничего забывать, чтобы не повторять ошибок. Мы должны постараться исправить совершенное зло. Но мы также должны уметь прощать и просить прощения. Ради будущих поколений нам необходимо научиться находить в прошлом и в настоящем в первую очередь не то, что разъединяет, а то, что сближает нас друг с другом» [Обращение главы дома Романовых по случаю празднования Дня Народного Единства и служения в этот день в московском храме Иконы Божией Матери «Знамение»в Романовом переулке панихиды по всем жертвам революции и Гражданской войны, 4 ноября 2009 г.  http://www.imperialhouse.ru/rus/allnews/news/1374.html (дата обращения: 15 апреля 2017 г.)].

(Международная научная конференция «Столетие Революции 1917 года в России». Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Исторический факультет. Шуваловский корпус. 29-31 марта 2017. Доклад А.Н. Закатова на пленарном заседании 29 марта 2017 года)

Публикация: Закатов А.Н. Осмысление причин и следствий Революции 1917 года Российским императорским домом Романовых // Столетие Революции 1917 года в России. Научный сборник. Часть 1. / Отв. ред. И.И.Тучков. — М., Издательство АО «РДП», 2018. — 1000 с. — (Труды исторического факультета МГУ, вып. 108. Сер. II. Исторические исследования, 60). ISBN 978-5-88697-280-1. – С. 30-53

Материалы конференции: http://www.hist.msu.ru/about/gen_news/38247/

Приложение:

ОБРАЩЕНИЕ ГЛАВЫ РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА Е.И.В. ГОСУДАРЫНИ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ МАРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ в связи со 100-летием Революции 1917 года, Мадрид, 4 ноября 2017 года

Дорогие Соотечественники!

Завершается год 100-летия Революции 1917 года.

По мере приближения к этой дате всё активнее становилось обсуждение драматических событий вековой давности. В 2017 году дискуссия о Революции и её плодах приобрела особенно  острый характер. Наряду со стремлением дать правдивую и справедливую оценку тому, что произошло с Россией в ХХ веке, иногда, к сожалению, имеют место попытки разбередить старые раны и вновь посеять в нашем народе семена  противостояния.

Осмысление любого исторического этапа должно основываться не на той или иной партийной идеологии, а на системе духовных и нравственных ценностей, созданной за всё время существования всероссийской цивилизации. Если же мы искренно желаем понять причины и следствия внутренних смут и кровопролитных схваток, нам тем более необходимо сделать над собой усилие и стать выше позиции одной из сторон конфликта.

Российский Императорский Дом, по милости Божией, не участвовал в братоубийственной Гражданской войне. Но он несёт свою долю вины за то, что в России свершилась Революция. И ему пришлось пройти через искупительные страдания, постигшие миллионы соотечественников. Для св. Императора Николая II Страстотерпца, его семьи и других членов династии, оставшихся в России, это была мученическая смерть. А для тех, кто оказался за рубежом — горечь разлуки с Родиной, боль за погибших и пропавших без вести родных и друзей, нужда.

Таким образом, нашей династии есть, за что каяться, и, в то же время, есть, в чём видеть жестокость и несправедливость по отношению к себе и к дорогим нам людям.

Но я, не желая ни в коем случае, даже невольно, оказаться в числе тех, кто, продолжает раздувать угли Гражданской войны,  решила обратиться к вам с посланием, посвящённым 100-летию Революции, не в тот или иной день, связанный со вспышками насилия и трагедиями смутной поры, память о которых омрачает сознание, а 4 ноября, когда все граждане России отмечают День Народного Единства. Когда миллионы православных верующих возносят молитвы Божией Матери в связи с празднованием, посвященным Её Казанской чудотворной иконе. Когда мы вспоминаем славные и объединяющие события великой российской истории — победу Ополчения К. Минина и князя Д. Пожарского в 1612 году и принятие Императорского титула Петром I Великим в 1721 году.

В этот светлый праздник, посвященный миру и согласию, я хочу поделиться с вами мыслями, которые идут не только от ума, но, прежде всего, от моего сердца.

Прошлое невозможно изменить. Но в наших силах извлечь уроки из ошибок и сделать всё, от нас зависящее, чтобы наш народ никогда впредь не оказался разделенным на непримиримые противоборствующие части.

В первую очередь мы все, независимо от существующих различий во взглядах, должны признать, что Революция — это общая беда. Была ли у неё альтернатива или нет, кто в большей степени несёт за неё ответственность, за счет чего одна сторона одолела другую, каково соотношение бедствий и достижений в послереволюционный период — это вопросы для нескончаемой полемики. Но невозможно считать благом, когда дети убивают родителей, а родители —  детей, когда истребляют  друг друга братья и сестры.

У Революции были причины политического, социального и экономического характера. Однако главной причиной явился глубокий духовный кризис. В те времена наш народ и значительная часть человечества переживали разочарование во всей традиционной системе ценностей — не только в монархии, но и в религии, и в семье, и во многих других устоях.

Исторический государственный строй России сокрушился не потому, что у него были сильные противники (хотя и это имело место), но в большей степени по причине того, что у него оказались маловерные и разобщенные защитники.

Если весь народ един и сплочён, а его лидеры имеют твёрдые принципы и действуют ради общего блага, никакие внутренние разрушители и внешние конкуренты не способны поколебать стабильность государства.

Следует признать, что элита Российской империи не смогла в тот момент найти удовлетворительный ответ на стремление нации к обновлению. Революция, к сожалению, была отнюдь не случайностью, вызванной каким-то сиюминутным стечением обстоятельств, а неизбежной катастрофой, случившейся вследствие совокупности исторических причин, накопившихся за долгие годы.

Развитие революционного процесса в России, при всех национальных особенностях, проходило закономерные стадии. Оппозиционеры и умеренные революционеры, отстранившие от власти Императора в феврале 1917 года, не могли удержать бразды правления. Они ввергли страну в хаос, и им на смену в октябре пришла наиболее радикальная революционная партия, обещавшая народу воплотить все его чаяния и приступившая к грандиозному эксперименту по установлению принципиально нового мироустройства.

Этот эксперимент был основан на утопической идее об абсолютно справедливом обществе всеобщего благоденствия, некоем «земном рае». Сколь бы ни были внешне красивыми и привлекательными такого рода идеи, они фантастичны. И попытки их осуществления на практике всегда оборачиваются несчастьями.

Так произошло и в России. Надежды на мировую революцию не сбылись, и построение коммунизма в отдельно взятой стране также не удалось. Коммунистическому режиму пришлось действовать в тех реалиях, которые определялись жизнью, а не кабинетными философиями и партийными теориями.

В Советской  эпохе мы наблюдаем две основных составляющих: господство тоталитарной материалистической идеологии и решение задач, присущих любому государству. Эти компоненты в их диалектической связи и противоречиях определяли бытие нашей Родины на протяжении свыше семи десятков лет.

С одной стороны, партийная догма и осуществление управления государством в СССР переплелись в сложнейшие узлы, и разделить их невозможно. Но с другой стороны, это всё равно были два разных вектора — один искусственный и насаждаемый сверху, а другой органичный и происходящий из жизненных потребностей народа.

 Различение этих векторов неизменно присутствовало в сознании Глав нашего Дома в изгнании.

Мой дед Государь Кирилл Владимирович еще в 1922 году начал формулировать концепцию национального примирения, основанную на преодолении красно-белого антагонизма. Обращаясь к непосредственным участникам Гражданской войны с обеих сторон, он убеждал их: «Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа Российского единая Русская Армия, беззаветно преданная России, ее вековым устоям, ее исконным целям.  Она спасет нашу многострадальную Родину».

Государь категорически отвергал идею Белого реванша, резко осуждал намерения ряда лидеров эмиграции вернуться в Россию, опираясь на иностранные штыки, призывал внимательно следить за происходящим в Советской России и научиться отделять то, что несовместимо с историческим путем нашей Родины, от плодов народного труда. «Не нужно уничтожать никаких учреждений, жизнью вызванных, — говорил он, —  но необходимо отвернуться от тех из них, которые оскверняют душу человеческую».

Таких же убеждений придерживался мой отец Государь Владимир Кириллович. Будучи последовательным критиком атеистической идеологии и тоталитарной практики коммунистического режима, он видел в гражданах СССР братьев и сестёр, восхищался их мужеством и самоотверженными усилиями, радовался успехам в сфере науки и культуры.

Защита страны от порабощения в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.,  полёт в Космос Юрия Гагарина, выдающиеся изобретения советских ученых и инженеров, яркие произведения советских писателей, поэтов, драматургов, художников, композиторов, театральных деятелей и кинематографистов, триумфы советских спортсменов были и остаются для Императорского Дома предметом гордости за свою Родину.

Когда в СССР во второй половине 1980-х годов начали происходить кардинальные перемены, мой отец заявил: «Я всегда буду всячески способствовать всем созидательным стремлениям наших соотечественников и решительно отвергать все разрушительные выступления, даже если они исходят от людей, заявляющих о своей верности нашему великому прошлому».

В последних словах звучит предостережение тем, кто привержен реваншизму и фанатизму, тем, кто прикрываясь пафосными декларациями преследует политиканские узко-клановые  интересы.

Для людей, истинно любящих Родину, независимо от их религиозной, национальной, социальной и партийной принадлежности, не могут быть приемлемыми богоборчество, тоталитаризм, террористические методы управления и массовые репрессии, варварство в отношении историко-культурного наследия. Эти явления суть Зло, в каком бы обличии и под какими бы лозунгами они ни существовали.

В послереволюционной России всё это, к сожалению, имело место. Но были и беспримерный героизм, и непревзойденный трудовой энтузиазм, и высокий полёт научной и творческой мысли. Наряду с безжалостными и жестокими методами управления обществом и хозяйством страны, повлекшими неоправданно большое количество жертв, в истории СССР имеется и положительный опыт решения социально-экономических проблем, который может и должен быть востребован.

Посему ни в коем случае недопустимо пытаться вычеркнуть Советскую эпоху из истории России или изображать её исключительно в чёрных тонах.

«Белый» реванш, иллюзия которого появилась после распада СССР, столь же неприемлем, сколь и «красный» реванш, и какой бы ни было иной. Любой реваншизм порождает «эффект маятника», неизбежно вызывает мощное сопротивление и обязательно, рано или поздно, обратную реакцию. Если в борьбе с одними крайностями впадать в противоположные, мы не исправим, а лишь усугубим положение.

Сила народа немыслима без внутреннего мира и солидарности, а мир и солидарность достижимы только в духе взаимных прощения, терпения и уважения.

Неверно добиваться примирения и созидать единство на фальсификациях истории, на замалчивании или сознательном искажении фактов. Грехи и ошибки нельзя забывать, чтобы не повторить их вновь. Все преступления, кем бы они ни были совершены, необходимо осудить.

Но наряду с этим совершенно недопустимо прибегать к двойным стандартам и прощать себе то, за что мы тут же сурово клеймим других. Если мы находим те или иные оправдания своим действиям, то обязаны применить те же критерии и к нашим оппонентам.

Неправильно видеть общенациональное согласие в признании всеми какой-то одной точки зрения. Приведение всех к единомыслию неосуществимо, и даже видимость такого состояния достижима лишь путем насилия. 

Подлинное единение зиждется на компромиссе именно между людьми с разными взглядами, которые не отрекаются от своих принципов и приоритетов, но уважают оппонентов и готовы сотрудничать с ними на общей основе любви к своей Родине и добросовестного служения ей.

Жизненно важно уметь видеть, прежде всего, хорошее, а не плохое, находить, прежде всего, не врагов, а друзей, обращать внимание не на то, что разделяет, а на то, что роднит нас друг с другом.

Ради собственного блага и ради будущих поколений мы должны не только прощать тех, кто причинил нам боль, но и просить прощения.

Покаяние — не унизительное, а возвышающее и очищающее состояние. Однако неразумно и греховно требовать покаяния от других, горделиво воображая себя безгрешными судьями. Только подавая пример собственным покаянием мы сможем показать окружающим его спасительный смысл.

Если все мы будем хотя бы  стараться поступать в соответствии с этими жизненными установками, Россия не только преодолеет печальные последствия потрясений ХХ века, но обязательно обретет новые силы и воспрянет во всем своем духовном, государственном и культурном величии.

Сегодня по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в храмах Русской Православной Церкви совершаются заупокойные богослужения по всем жертвам смут в нашем Отечестве. По павшим в боях, на чьей бы стороне они ни находились. По казненным и замученным в заключении. По умершим от невыносимых жизненных условий, порожденных беспощадным социальным экспериментированием.  По скончавшимся в  изгнании вдали от Родины.

Среди них были люди левых и правых убеждений, представители всех религий, национальностей, классов и сословий. Были пламенные борцы с властью и её убежденные сторонники. Большинство было хорошими честными искренними людьми, стремившимися к Правде, хотя и понимавшими её по разному, иногда, увы, с противоположных позиций. Хочется верить, что само по себе это стремление и перенесённые ими страдания хотя бы в последние мгновения приоткрыли для них свет Истины, примирили их в Истории и в Жизни Вечной перед лицом Божиим.

Поминая их вместе, молясь о прощении их вольных и невольных прегрешений, мы более спокойно отнесемся к прошлому и глубже ощутим то, что сближает нас в настоящем.

Да будут нам руководством бессмертные слова св. Императора Николая II Страстотерпца, переданные им незадолго перед казнью через св. Великую Княжну Ольгу Николаевну: «Не зло победит Зло, а только Любовь».

Я и мой сын и наследник Великий Князь Георгий Михайлович просим вас принять наши пожелания здоровья, многолетия, семейного счастья, целеустремленности в служении Отечеству, крепких сил в работе, материального благополучия, успехов в отстаивании своих законных прав и, самое главное, веры, надежды, любви и мира в душе, распространяемых на всё, что окружает вас.

Храни вас Господь!

На подлинном собственною Ее Императорского Высочества рукою подписано:

МАРИЯ

Дано в Мадриде,  22 октября/4 ноября 2017 года
в Праздник Казанской иконы Божией Матери
и День Народного Единства

***

AN ADDRESS from the Head of the Imperial House of Russia, H.I.H. the Grand Duchess Maria of Russia, on the 100th Anniversary of the Russian Revolution of 1917, Madrid, November 4, 2017

Dear Countrymen,

The year of the 100th anniversary of the Revolution of 1917 is drawing to a close.

As we approached the date of this anniversary, discussions in the public about the dramatic events of a century ago have increased and intensified.  In 2017, the discussion of the Revolution and its consequences assumed a particularly emotional character.  Along with an effort to provide an accurate and fair assessment of what happened in Russia in the 20th century, sometimes, unfortunately, there were also attempts to open old wounds and to sow again the seeds of dissension among our people.

Our understanding of any historical period should be based not on one or another party ideology, but on the system of spiritual and moral values that took shape during the long course of Russian history.  If we truly want to understand the reasons and results of the internal troubles and bloody battles in our country’s history, it is all the more important for us to make the effort to see beyond one or the other side in the conflict.

The Russian Imperial House, by God’s grace, never took part in the fratricidal Russian Civil War.  But it bears its own measure of guilt for the fact that the Revolution took place at all in Russia.  And it had to go through much the same expiatory sufferings that millions of its countrymen had to endure.  For the Holy Royal Passion-Bearer Emperor Nicholas II, his family, and other members of the dynasty who remained in Russia, this meant martyrdom, and for those who ended up abroad, this meant the harsh bitterness of separation from their homeland, grief for their relatives and friends who perished or disappeared without word, and privation and poverty.

So, indeed, our dynasty has much for which it must repent, and, at the same time, one can also see the injustice and cruelty that were delivered to it and to it supporters and friends.

But I, not in any way wanting, even inadvertently, to be among those who fan the flames of the Civil War, have decided to issue this Address on the 100th anniversary of the Revolution, not on some other day connected to the outbreak of violence and the tragedies of that troubled time, the memory of which casts a long shadow over our consciousness, but on November 4, when all citizens of Russia celebrate the Day of National Unity:  a day when millions of Orthodox faithful raise their prayers to the Mother of God on the feast day of Her holy and miracle-working Kazan Icon; a day when we all recall glorious and unifying events of our national history—the victory of the Volunteer Army of Kuzma Minin and Prince Dmitrii Pozharsky in 1612, and the assumption by Peter I the Great of the title of Emperor in 1721.

On this bright holiday, dedicated to peace and harmony, I want to share with you my feelings that issue not only from my head but, before all else, from my heart.

One cannot change the past.  But it is within our power to learn from the mistakes of the past and to do everything we can so that our nation never again is divided into irreconcilable warring sides.

First, we all, regardless of the differences in our views, must recognize that the Revolution was a shared tragedy.  Was there an alternative to revolution?  Who is most responsible for the Revolution?  Why did one side win and the other side lose?  Were there more losses or achievements for Russia as a result of the Revolution?  These are all questions that will be asked and debated for a long time.  But one can never see it as a good thing when children kill their parents, and when parents kill their children, and when brother and sister exterminate each other.

The Revolution had political, social, and economic causes.  However, the main cause of the Revolution, I believe, was a profound spiritual crisis.  At that time, our people and a significant part of all humanity were disillusioned with the entire traditional system of values—not only with the traditional values in monarchy, but those in religion, the family, and in many other spheres of our lives.

The historical state structure of Russia was destroyed not because it had powerful opponents (though these opponents did play a role in events), but largely because its defenders were too indifferent and divided.

If the entire nation had been united and resolute, and if its leaders had had firm principles and had acted for the sake of the common good, no domestic revolutionaries or foreign powers would have been able to rock the stability of the government. 

It should be acknowledged that the ;lite in the Russian Empire were unable at that time to find an adequate and acceptable answer to the aspirations of the people for reform.  The Revolution, unfortunately, was by no means an accident caused by some momentary convergence of circumstances, but was an inevitable catastrophe, which happened as a result of a combination of historical causes, which were building over many years.

The Revolution developed in Russia in progressive stages, even with all the ethnic diversity in the Empire.  The opposition and moderate revolutionaries, who had removed the Emperor from his throne in February 1917, were unable to hold on to power.  They plunged the nation into chaos, and in October they were in turn replaced by the most radical of the revolutionary parties, which had promised to fulfill all the people’s hopes and aspirations, and embarked on a grandiose experiment to erect a fundamentally new world order. 

This experiment was founded on the utopian idea of a perfectly just and equal society, a kind of “earthly paradise.”  But no matter how outwardly beautiful and appealing such ideas are, they are utterly unattainable, and attempts to realize them in practice always turn to disappointment and disaster.

That is precisely what happened in Russia.  The hopes for a world-wide revolution were never realized, and the attempt to create communism in one country was also a failure.  The Communist regime was compelled to act in conditions that were determined by life itself, not by armchair philosophies and party theories.

In the Soviet period, we observe a tension between two basic realities:  the implementation of a totalitarian, materialistic ideology, and the attempt to resolve the kinds of real and practical problems that any government of any political persuasion confronts.  These two realities in their dialectical relationship and in their contradictions determined more than anything else the way of life of the people of our country over the course of more than seven decades. 

On the one hand, party dogma and the implementation of that dogma by the government in the USSR were woven into a complex knot, and it is impossible to tease them apart.  On the other hand, these were nonetheless two very different factors working in two very different directions—one artificial and imposed from above, the other organic and issuing from the necessities of the life of the people.

The Heads of our House in exile certainly understood the distinction between these two factors.

My grandfather, Emperor-in-Exile Kirill Vladimirovich, as early as 1922 began to formulate a model for national reconciliation, founded on the healing of the antagonism that existed between the Reds and the Whites.  Addressing directly the participants on both sides of the Russian Civil War, he insisted that “there are not two Russian armies!  On both sides of the front lines there is only a single Russian Army, selflessly devoted to Russia, to its centuries-old foundations, and to its time-honoured objectives.  It will save our much-suffering Homeland.”

Emperor-in-Exile Kirill Vladimirovich categorically rejected the idea of any White revanche, and sharply condemned the plan of many leaders of the emigration to return to Russia with the help of foreigners’ bayonets.  He called for close monitoring of events in Soviet Russia and for distinguishing between those developments there that were incompatible with the historical path of our homeland, and those that were the fruit of the people’s own labors.  “It is not necessary to destroy institutions that have evolved organically,” he once said.  “It is necessary to reject only those that corrupt the human soul.” 

My father, Grand Duke Wladimir Kirillovich, thought the same way.  While a consistent critic of the atheistic ideology and totalitarian form of government of the Communist regime, he at the same time saw the citizens of the USSR as brothers and sisters.  He praised their courage and self-sacrifice and he lauded their achievements in science and culture.

The defense of the country against enslavement during the Second World War; the launching of the first man in space, Yuri Gagarin; the important innovations and inventions of Soviet scientists and engineers, the brilliant works of Soviet writers, poets, playwrights, artists, composers, actors, and filmmakers; the triumphs of Soviet athletes—all this was and remains for the Imperial House an enormous source of pride in our country.

When fundamental changes began to come to the USSR in the late 1980s, my father stated:  “I always in every way support the constructive and positive aspirations of our countrymen and will resolutely reject all destructive actions, even if they come from those who declare their loyalty to our country’s great past.”
In these last words a clear warning is sounded against those who are committed to revanchism and fanaticism, those who, whilst making insane declarations, pursue their own narrow, clannish interests.

For those who truly love their country—regardless of their religious, ethnic, social, or political affiliations—atheism, totalitarianism, terroristic methods in government and mass repression, and barbaric assaults on the nation’s historical and cultural legacies can never be acceptable.  These things are Evil, in whatever guise or under whatever slogans they may appear.

In post-revolutionary Russia, all this unfortunately took place.  But there was also unparalleled heroism and unrivaled energy, and great heights of scientific and artistic achievement.  Alongside the ruthless and cruel methods of governing the society and economy of the country, which unnecessarily entailed a great number of victims, the history of the USSR also includes positive efforts that addressed and resolved many social and economic problems, efforts that could and should be thought about as we look at the similar problems we face today.

Thus it would in no way be just to try to erase the Soviet era from the history of Russia or to depict it entirely in dark tones.

“White” revanchism, which emerged after the fall of the USSR, is as unacceptable as “Red” revanchism, or any other kind of revanchism.  All revanchism produces a “pendulum effect,” inevitably generating a powerful resistance against it and, sooner or later, a backlash.  If, in our struggle with one extreme we take the side of the other, we have not made things any better in the end, but have only exacerbated the situation.

The strength and well-being of the people are inconceivable without inner peace and solidarity, and peace and solidarity are unattainable without a spirit of mutual forgiveness, patience, and respect.

It is pointless to try to seek peace and create unity on the basis of a falsified history, by erasing or deliberately distorting the facts.  We must not forget the sins and mistakes of our past, so that we may not repeat them.  All crimes, no matter who committed them, must be condemned.

But we must also not resort to double standards, forgiving ourselves for doing precisely that for which we brand others.  If we find some excuse or other for our actions, then we must apply the same criteria to the actions of our opponents.

It would be wrong to believe that national reconciliation can result from everyone adopting one particular point of view.  Unanimity of thought is never a feasible goal anyway, and even the outward appearance of unanimity can be achieved only through force and violence.

True unity comes from compromise precisely between peoples with very different views and principles, and who maintain those views and principles but nonetheless respect the other side and are prepared to work together with them on the basis of the shared foundations of love of the country and conscientious service to it.

It is vitally important to see, first of all, the good, and not the bad, in others, and to find in him, before all else, a friend, not an enemy, paying attention not to those things that separate us, but those things that bring us together.

For our own well-being and for that of future generations, we must not only forgive those who have caused us pain, but also ask them for forgiveness.

Repentence is not a humiliating or demeaning thing, but something that lifts us up and cleanses.  But it is unreasonable and sinful to demand repentance from others, proudly seeing ourselves as sinless judges.  Only by giving an example ourselves by our own repentance can we show those around us the salvific meaning of true repentence.

If we all at least tried to act in accordance with this attitude toward life, Russia would not only overcome the sad consequences of the upheavals of the 20th century, but would surely acquire new strength and vigour, and would flourish again in all its spiritual, political, and cultural greatness.

Today, with the blessing of His Holiness Patriarch Kirill of Moscow and All Russia, commemoration services are being held for all the victims of the troubles that have befallen our country.  For those who fell in battle, regardless of what side of the front they fell on.  For those who were tortured and executed in prisons.  For those who died because of unbearable living conditions, forced on them by ruthless social experiments.  For those who died in exile, far away from their homeland.

Among them were people on the Left and on the Right, people of all religions, nationalities, classes, and estates.  There were ardent resisters to the government and fierce and convinced supporters of it.  The majority were good, honest, and sincere people, striving for Truth, though they understood Truth differently and sometimes, to be sure, had very incompatible positions.  I like to believe that their striving for Truth in and of itself, and the suffering that they all endured, opened for them, even in their last moments of life, the light of Truth, reconciled them with History, and opened to them Eternal Life before the face of God.

Remembering them all together, praying for the remission of their sins, voluntary and involuntary, we will be better able to relate dispassionately to the past and more deeply feel that which draws us together in the present.

Let us be guided by the immortal words of the Holy Royal Passion-Bearer Emperor Nicholas II, which were conveyed by his daughter, the Holy Royal Passion-Bearer Grand Duchess Olga Nikolaevna, not long before his execution:  “Evil will not defeat Evil.  Only Love will defeat Evil.”

I and my son and heir, Grand Duke George of Russia, ask you all to accept our wishes for health, long life, family happiness, zeal in serving our country, strength in all your endeavors, prosperity, success in upholding our laws, and, most importantly, faith, hope, love, and peace of spirit, to you and emanating from you, to all that surrounds you.

God bless you!

(The original is signed by Her Imperial Highness’s own hand:)

MARIA

Madrid, October 22/November 4, 2017
Feast Day of the Kazan Icon of the Mother of God
Day of National Unity