Воспитание детей в татарском обществе к началу XX века

«Воспитание имеет своей задачей не только питание и кормление, то есть воспитание не только тела, но и воспитание и ума, и рассудка, и души». Это высказывание татарского просветителя Каюма Насыри хорошо иллюстрирует отношение родителей-татар к детям на рубеже XIX и XX веков. Приход буржуазной эпохи поставил вопрос о человеческой индивидуальности, причем выяснилось, что индивидом, личностью является не только взрослый, но и ребенок. И, если раньше родители заботились только о том, чтобы дети были сыты, одеты и обуты, об их будущем благосостоянии, то теперь заговорили о необходимости и духовного развития ребенка. Ребенок — ранее воспринимавшийся исключительно как вложение родителей в будущее, как бессловесное существо без всяких прав (в том числе на свой особый мир), — вдруг стал центром общественно-культурной жизни.

Методы воспитания в татарских семьях сторонние наблюдатели в целом всегда оценивали довольно высоко. Вот лишь одна из их оценок: «Дети татарского населения воспитываются очень недурно, причем в заботах о ребенке принимает участие и сам отец»3. К уходу за детьми будущих отцов обучали, в частности, в медресе: в начале ХХ века во многих мусульманских училищах преподавали и предмет «гигиена». В программе его, помимо санитарно-гигиенических норм и мер профилактики заболеваний, значились и основы ухода за новорожденными и дошкольниками4.

Заметим здесь, что на проблему детства в России обратили внимание прежде всего в связи с высокой детской смертностью. Основные вопросы педиатрических съездов конца XIX — начала XX века касались жизни и здоровья детей, санитарно-гигиенических норм и профилактики эпидемий5. Татарское население тоже не оставалось в стороне от государственных мероприятий. Профилактические меры вроде оспопрививания медленно, но внедрялись и в мусульманской среде. Дело значительно упростилось, когда появились оспопрививатели из самих татар, фельдшеры и врачи-мусульмане, которым легче было доказать родителям необходимость прививок и профилактики заболеваний. В начале XX века в Казани открыли и специальное родильное отделение для мусульманок.
Тем не менее в татарском обществе интерес к детству был обусловлен прежде всего вопросами образования, а не здравоохранения. Проблемы воспитания и обучения стали основной темой национальной периодики и художественной литературы начала XX века. Правда, в повседневной жизни татары мало надеялись на действенность воспитания и влияния окружающей среды. Это видно по народным пословицам, ставившим биологический фактор выше социального. Многие из них перекликаются с русской пословицей «Яблоко от яблоньки недалеко падает». Вероятно, поэтому при усыновлении или удочерении богатые татары стремились взять в семью своего кровного родственника (как правило, бедного племянника)

Однако начавшиеся во второй половине XIX века серьезные трансформации в обществе — нарушение общинных связей, рост индивидуализма, ослабление социального контроля — стали причиной того, что многие дети отказывались жить по родительской модели. Купеческие сыновья-пьяницы — герои татарской литературы начала XX века — встречались и в жизни. Родители недоумевали («Что мы не так сделали, почему сын не продолжил дело отца?»), но, так или иначе, кровное родство не всегда сказывалось. Возможно, поэтому брошюры по воспитанию и пользовались большим спросом у населения.

Образование всегда высоко ценилось мусульманами, и практически каждый татарский ребенок посещал начальную школу — мектеб. Однако при схоластическом методе обучения не все усваивали грамоту как следует; зубрежка в татарских мектебах и медресе на рубеже XIX и XX веков стала предметом ярой критики. В начале XX столетия все бóльшую популярность приобретают новометодные, джадидские школы, где грамоте обучали по звуковому методу. Именно эти учебные заведения нового типа и подготовили людей с новым мышлением, которые значительно изменили татарскую действительность…

Дети из богатых семей нередко получали домашнее образование; для этого привлекались русские няни и гувернантки. Они сменили традиционных деревенских женщин-татарок, присматривавших за купеческими детьми. Скорее всего, на это шли ради лучшего усвоения детьми русского языка. Кроме того, русские помощницы сопровождали матерей-татарок в различных поездках, выступая, вероятно, в роли переводчиц. Анализ фотоснимков татарской буржуазии конца XIX — начала XX века и мемуаров выходцев из этой среды указывают на то, что богатые татарки всегда обращались к услугам воспитательниц.

В татарской публицистике начала XX века нянь называли «моррабия туташ», но, скорее всего, этот термин употреблялся только в образованных кругах и был введен в оборот лишь на рубеже столетий, причем в советское время уже не употреблялся. Другое слово для обозначения воспитателя — «багучы» — можно перевести не только как «смотрящий», но и как «знахарь», «колдун», «гадалка». То есть воспитание ребенка представлялось когда-то сродни манипуляциям мистического характера. В советское же время воспитатель по-татарски именовался «тəрбияче» (от «тəрбия» — «воспитание»). Но этот термин вошел в татарский лексикон во второй половине XIX столетия вместе со специальной литературой по воспитанию.

Первопроходцем, как и во многих других областях, здесь можно назвать Каюма Насыри, автора «Книги о воспитании» («Тəрбия китабы») и «Брошюры о нравственности» («Əхлəк рисалəсе»). А на рубеже XIX и XX веков ученый Ризаитдин Фахреддин издал отдельными брошюрами правила поведения для образцовых матерей («тəрбияли анна»), образцовых детей («тəрбияли бала»), образцовых отцов («тəрбияли ата»), а также для учащихся медресе («шəкертлек əдəблəре»). Его сочинения не предлагали оригинальных педагогических приемов. Это была лишь довольно прямолинейная констатация того, каким должен быть воспитанный ребенок; как получить его, Ризаитдин Фахреддин не объяснял. Но даже и простой свод правил, ставящий во главу угла вопросы детства, был значительным явлением для татарской публицистики рубежа XIX и XX веков. В этот период стали публиковаться и переводы русских книг по воспитанию8.

Каюм Насыри поставил задачу научного изучения детства — и после 1905 года стали выходить татарские педагогические журналы «Тəрбия» («Воспитание»), «Мəктəп» («Школа»), «Мөгаллим» («Учитель»). Эти же вопросы обсуждались и на страницах других национальных изданий.

В начале ХХ столетия в татарской прессе постоянно противопоставлялись разные методы воспитания. В качестве альтернативы традиционному авторитарному руководству предлагался так называемый «американский» («европейский») вариант, согласно которому, необходимо учитывать индивидуальные особенности человека и дать ему некоторую свободу в действиях. Татарские публицисты весьма высоко оценивали опыт западной педагогики, однако читатели не всегда разделяли их мнение. Так, отвечая в 1913 году на вопросы журнала «Мөгəллим», некоторые выражали опасения по поводу педагогических новаций: если человек думает только о своих интересах, это ведет к вражде в обществе.

Помимо научного изучения детства, начались изменения и в самой сфере детства. Еще во второй половине XIX века у татар отсутствовала художественная литература для детей. Народные сказки не всегда были рассчитаны на детского читателя, их содержание и смысл подчас базировались на откровенно взрослых сюжетах. Не случайно они пользовались популярностью не только у детей, но и у вполне зрелых людей… В начале же XX века возросло количество художественных произведений, адресованных маленьким читателям. Особую роль в развитии детской литературы сыграл поэт Габдулла Тукай. Помимо публицистических заметок о необходимости этого жанра, он писал и прекрасные стихотворения для малышей. Оставаясь, по замечанию современников, «большим ребенком», он часто обращался и к фольклору; написанная им в 1907 году на основе народных легенд поэма «Шурале» стала классикой татарской литературы… Среди детских авторов тех лет были и Мажит Гафури, Сагит Сунчелей, Наки Исанбат, Нажип Думави, Гали Рахим и другие.

Практически каждый татарский журнал и газета выделяли место для детской литературы. В татарских издательствах выходили целые серии книг: «Мəктəп мөкяфəте» («Школьный подарок»), «Балалар бакчасы» («Детский сад»), «Балалар күңеле» («Детская душа»), «Балалар көтепханасы» («Детская библиотека»). В 1908 году издали специальный «Детский календарь» на татарском языке. Помимо специально написанных для детей текстов в этих книгах имелись и рисунки — что для российских мусульман было новшеством. Словом, татарские дети, родившиеся в начале XX века, получили совершенно иной книжный мир — с рисунками, со стихами и сказками на родном языке (а не на далеком от жизни общетюркском книжном наречии). В книгах для них присутствовали и элементы целенаправленного воспитания личности, взращивания у ребенка определенных качеств характера (например, у Габдуллы Тукая был ряд стихотворений о трудолюбии).

Еще одним полезным новшеством стало появление специальных журналов для детей на татарском языке. Первый из них — «Тэрбиятел-атфаль» («Воспитание детей») — появился в 1907 году в Москве; в его редакции работал известный татарский писатель и публицист Фатих Амирхан. Однако издание прекратилось после выхода нескольких номеров. Более широкую известность получил казанский журнал «Ак юл» («Светлый путь»), издававшийся с 1913 по 1916 год Фахрелисламом Агиевым. В нем печатались рассказы и стихотворения (как татарских авторов, так и переводные), научно-популярные статьи о животных и растениях, статьи по географии и истории. В отдельных разделах публиковались детские игры, загадки, задачи и письма маленьких читателей. Журнал был иллюстрированным; по тем временам — большая редкость: те же изображения людей раньше особо не практиковались. Некоторые гравюры, опубликованные в «Ак юл», стали первыми образцами татарской живописи (с журналом, в частности, сотрудничала художница Хадича Акчурина). Вот как отзывались в 1913 году об «Ак юл» авторы казанской газеты «Юлдуз»: «Красиво отпечатанный журнал своим содержанием и рисунками является радостью для детей. По выбору статей и рисунков видно, что журнал имеет успех. Достаточно открыть один номер и бегло просмотреть его, чтобы убедиться в том, что у издателей этого журнала есть своего рода идея и озабоченность. Писать, понимая психологию детей, большое дело». Редактор-издатель «Ак юл» принимал участие и в организации детских вечеров, где с удовольствием сам играл с детьми, «будто возвращаясь в собственное детство»12. В 1916 году Агиев получил очередное разрешение на выпуск «Акюл», но по неизвестным причинам издание не было продолжено. С марта 1917-го по образу и подобию «Ак юл» в Казани начал издаваться ежемесячный детский журнал «Балалар доньясы» («Мир детства»), издателем и редактором которого был Якуб Халили.

Конечно, простые люди не могли выписывать эти журналы: они были рассчитаны на состоятельные семьи. Так, годовая подписка на «Ак юл» составляла 4 рубля, один номер стоил 20 копеек. Для сравнения: татарские рабочие бакинских нефтяных предприятий в начале ХХ века получали в год от 20 до 60 рублей, «причем 60 рублей получает на тысячу один человек». Достаточно скромными были тогда доходы и у приказчиков, и у большинства мулл. Новым явлением в жизни городских татарских семей стала организация детских вечеров. Вообще общественно-культурная жизнь — с клубами, литературно-музыкальными вечерами, театральными постановками и концертами — в татарском обществе начала развиваться лишь после 1905 года. А публичные праздники для детей появились почти десять лет спустя. Они были приурочены ко дню рождения пророка Мухаммеда и назывались вечерами Мавлида («Мəүлид кичəсе»), но проводились по аналогии с рождественскими детскими елками.

Публичные новогодние елки стали частью российской повседневности лишь во второй половине XIX века. Именно тогда в богатых столичных домах начали ставить и украшать рождественские елочки. К концу столетия эта практика утвердилась и в провинциальных городах. Так, в Казани елки для детей устраивались во всех театрах и клубах города (обычно для этого снимались залы Дворянского, Военного и Купеческого собраний). Татары особенно часто посещали Купеческий клуб (собрание); там же они проводили и некоторые собственные мероприятия. Стремление перенять элементы европейской новогодней праздничной культуры (особенно касающиеся детей) наблюдалось и раньше — в творчестве татарских писателей. Например, у Тукая есть детское стихотворение «Ак бабай» («Белый дедушка»), рассказывающее о том, как некий старик зимой оставляет подарки детям.

Впервые татарский детский вечер был организован в 1913 году в здании «Восточного клуба» в Казани. Организаторами мероприятия были члены правления клуба; в празднике участвовали артисты театральной труппы «Сайяр». Дети играли, водили хороводы вокруг елки, пели, читали стихи; каждый получил подарок. На детских праздниках всегда было много женщин, что весьма бросалось в глаза: вечера для взрослых тогда решались посещать далеко не все татарки. Вообще, эти праздники подражали культурной традиции европейских народов; достаточно сказать, что дети на них танцевали падэспань — испанский танец, получивший в России особую популярность еще в 1890-х годах. Абсолютно новой была для татар и традиция украшения елки.

«Восточный клуб» в Казани продолжал функционировать и в годы Первой мировой войны. На детском вечере, проведенном там в январе 1915-го, присутствовали уже дети обоих полов — что было непривычным для мусульманского татарского общества. В оренбургском журнале «Кармак» («Крючок») был даже опубликован рисунок: мальчики и девочки водят хоровод вокруг елки под наблюдением мужчины-татарина. И подпись: «Хотя мальчикам и девочкам нельзя учиться вместе, в одном мектебе, пусть хоть
повеселятся вокруг елки» …

Таким образом, мир татарского детства в начале XX века сильно изменился. Самые главные перемены касались духовного содержания. Изменилась цель воспитания. Раньше родители ставили конкретную задачу: из сына вырастить муллу или купца, а из дочери — «абыстай» (жену муллы) или купчиху. Для этого сына отдавали в медресе, а дочь, после получения базовых знаний у жены муллы, сидела дома в ожидании замужества… В конечном счете тут преследовалась цель создания семьи и продолжения рода — извечная цель патриархального уклада жизни. Теперь, под влиянием гуманистических идей, татарская интеллигенция обозначила другую цель — воспитать душу ребенка. По ее мнению, определенные душевные качества уже дают ребенку «билет» в счастливую жизнь — вне зависимости от социального статуса. Безусловно, акцент делался на достойном образовании, как для мальчиков, так и для девочек. Только знания и навыки могли помочь выжить в новых условиях, когда нужно надеяться на себя, а не на помощь общины или семьи. При всем индивидуалистском подходе в этой новой светской модели воспитания присутствовала, однако, и определенная религиозность. Новоиспеченные теоретики татарской педагогики еще не могли допустить критику веры; так, уважительное отношение к исламу присутствует практически во всех стихотворениях Габдуллы Тукая.

О результатах принятия этой модели воспитания можно было бы судить, если бы течение татарской истории продолжалось по буржуазному пути. Однако наступившая вскоре советская эпоха поставила совершенно иные задачи, и дети, выросшие в атмосфере модернизированной татарской культуры, попали в совершенно иную идеологическую среду. Светские знания и навыки им действительно пригодились. Вполне вероятно, что доминирование светского еще и в дореволюционном воспитании помогло легче перенести разрыв с прежней религиозностью. Впрочем, набожность все равно сохранилась, только веру в Бога заменила вера в государство. Душевные качества определенной части этих «новых людей», ориентированных на светскую жизнь, оторванных от традиционных религиозных ориентиров, достаточно ярко проявились уже в печальные сталинские год