«Великолепной четверкой» чаще всего называют группу «Битлз», но у нас была своя «великолепная четверка» моряков-героев. Имя Асхата Зиганшина помнят многие советские люди. Славу о нем и его трех товарищей смог затмить только Юрий Гагарин. Историю невероятного мужества и чудесного спасения четырех матросов в 1960 году писала вся мировая пресса. Эти парни показали всем пример мужества, героизма и патриотизма. 49 дней практически без еды, связи и топлива в холодном Тихом океане, 1600 км пути на дрейфующей барже Т-36. Их возвращение на Родину прошло с триумфом. 

А Владимир Высоцкий посвятил подвигу наших ребят одну из своих первых песен: «Суров же ты, климат охотский» или «49 дней». По утверждению знатоков Высоцкого, это его самая первая авторская песня, когда-либо записанная на пленку.

В ней есть такие строки:

«Суров же ты, климат охотский, —
Уже третий день ураган.
Встает у руля сам Крючковский,
На отдых — Федотов Иван.
Стихия реветь продолжала —
И Тихий шумел океан.
Зиганшин стоял у штурвала
И глаз ни на миг не смыкал».

Итак, все это случилось в самом начале 1960-го года. На Дальнем Востоке. В Тихом океане. И началась это история на курильском острове Итуруп.

Именно здесь на самоходной барже Т-36 служила четверка совершенно простых ребят. Один из них – младший сержант Асхат Зиганшин. Зиганшин родом из станции Шентала Самарской области. Его родители перед войной переехали в Самарскую область из соседнего Татарстана. Отец Зиганшина – уроженец Черемшанского, а мать – Лениногорского районов ТАССР.

Кроме старшины Зиганшина, в составе команды под его началом служили два уроженца Украины – рядовые Анатолий Крючковский и Филипп Поплавский. Эти ребята были уже второгодками. Четвертый член экипажа – рядовой Иван Федотов, родом из Хабаровского края, он служил на судне первый год.

Зиганшин до армии закончил училище механизации сельского хозяйства, два года отработал трактористом-механизатором. Хорошо разбирался в технике. Это серьезно помогло ему освоить профессию старшины-рулевого маломерных судов в учебке, которая располагалась в Южно-Сахалинске.

Самоходная баржа была оснащена двумя дизельными двигателями по 300 лошадиных сил. Баржа перевозила на берег грузы, доставлявшиеся к острову Итуруп океанскими кораблями, не имевшими возможности подойти близко к берегу. Сухогрузы вставали на рейд, а баржи сновали между ними и берегом. Перевозили продукты питания, уголь, оборудование и технику.

Экипаж на берег сходил редко, в основном только лишь для того, чтобы пополнить запасы продовольствия, пресной воды и горючего. А в остальное время, в промежутке между разгрузкой, баржи стояли на рейде, зацепившись за бочку-поплавок, закрепленную якорем за дно.

Навигация у Курил заканчивалась обычно в конце ноября – начале декабря месяца и тогда баржи вытаскивали на берег. Так было и на сей раз. Однако в середине января 1960-го года на Итуруп должен был зайти и разгрузиться корабль с продовольствием. И две баржи – Т-36 и Т-97 столкнули в море. Дали горючего и продовольствия на три дня (хотя по нормативу должны были обеспечить на десять дней). Обе баржи зацепились за бочку и стали ожидать прибытия долгожданного корабля.

Запланированные три дня подходили к концу, заканчивались уже и продукты. Поначалу ничего не предвещало беды. Однако, и этот день запомнился ребятам на всю жизнь, а именно в ночь на 17 января на залив и остров внезапно обрушилась снежная буря, сопровождаемая сильным ветром. Ветер быстро усиливался и вскоре достиг порывов в 50-70 метров в секунду. Все небо закрыло снегом, который ближе к поверхности моря быстро насыщался влагой, а на корабле и вовсе замерзал и превращался в лед.

Внезапно у баржи Т-36, которой командовал Зиганшин, лопнул стальной трос, скреплявший ее с бочкой-поплавком. И ветер погнал судно, вместе со второй баржей, вдоль острова. Чтобы избежать столкновения, баржи отцепились друг от друга и очень быстро потерялись в снежной пелене и многометровых волнах. Видимость не превышала десяти метров. То есть визуально ориентироваться было невозможно.

Связались по рации с командованием, от которого поступил приказ идти к берегу и попытаться выброситься на песок. Так и сделали, но около берега баржу чуть не бросило прямо на скалы. Зигнашин чудом сумел избежать столкновения и, увернувшись, начал уходить от берега. Однако в ходе резкого маневра на барже оторвало ящик с углем, бочонок с питьевой водой и, что самое страшное – разбило рацию. Баржа осталась без связи (позже выяснится, что судно получило также и пробоину).

А ветер тем временем переменил направление и начал гнать судно вдаль от Итурупа, прямо в открытый океан. Зиганшин включил двигатели на полную мощность и пошел против ветра и волн вновь к земле. И почти уже достиг песчаного берега, но, в этот момент закончилось топливо. Двигатели заглохли. И неуправляемое судно оказалось во власти стихии, понесшей ее в океан. Было около десяти вечера 17 января 1960-го года.

Так началась эта невероятная и очень суровая эпопея. Эпопея борьбы океана и людей. Не просоленных морских волков, не профессиональных спортсменов-путешественников, а самых обычных молодых, неопытных сухопутных до призыва на службу ребят, никогда до этого не имевших дело с морем, с океанской стихией.

Конечно, ребята надеялись на спасение, были уверены, что их ищут и вскоре найдут. Шторм ведь не мог длиться бесконечно. День, два – и их обязательно найдут и спасут. «А как же иначе?» — думали он. А до этого нужно было держаться.

Вскоре температура опустилась до минус 18 градусов, вокруг вздымались гигантские волны, видимость почти нулевая. Знали одно, баржу стремительно уносило от родных берегов. Рацию, несмотря на все попытки, починить не удалось. Зиганшин с товарищами усиленно сбивали ломиками, топорами лед с бортов баржи, иначе рисковавшей перевернуться под тяжестью наледи. Этим делом занимались по очереди. Провели инвентаризацию запасов. Что обнаружилось?

Угля для отопления печки-буржуйки почти нет. Запасы, как мы помним, до этого ушли под воду.

Питьевой воды тоже почти нет. Но сообразили, что можно пить воду из системы охлаждения двигателей. Правда она ржавая, но зато пресная. Сразу же резко ограничили ее потребление, чтобы растянуть запас на как можно дольше. Начали собирать талую воду от снега, а позже, в более теплых широтах, уже и дождевую воду.

Советская пресса позднее писала, что на судне было ведро картошки. Если бы… Не было и этого. Пара килограммов и все, и даже он была пропитана соляркой. Плюс полторы банки тушенки и немного крупы – сечки, перловки. Буханка хлеба. Да три коробки спичек… На этом все. Четверым мужчинам можно продержаться несколько дней, ну, от силы, неделю.

Но их ждало впереди – 49 дней и 1600 километров морского пути! Они, конечно, и не подозревали об этом.

Между тем баржу уносило все дальше и дальше в океан. Из оставшихся на корабле газет команда узнала о том, что примерно в этом районе испытываются советские ракеты. Ситуация, что называется, становилась все веселее. Несмотря на жуткий холод приходилось строго экономить уголь, и ребята, пытаясь согреться, начали сжигать в буржуйке резиновые покрышки, привязанные к бортам.

Совсем скоро на судне обнаружилась пробоина и трюм начал стремительно заполняться водой. После тщетных попыток откачать воду сумели заделать пробоину с помощью автомобильного домкрата, плотно зажав щель на днище.

27 января у Анатолия Крючковского был день рождения. Парню исполнился 21 год. Отметили дружеским обедом – дополнительной картофелиной, которую разделили на всех. Тем самым ребята держались, находили чем себя занять, сохраняли человеческий коллектив.

Примерно через месяц закончилась еда. Закончилась совсем. Ребятами порою начинало овладевать отчаяние. Федотов несколько раз срывался. Но тут Зиганшин начинал рассказывать о том, что любит есть, какие блюда готовят у него на родине. Каждый рассказывал свои истории. Тревога немного отступала, но баснями сыт не будешь.

И команда перешла на кожаную диету. Об этом позже начнут слагать стихи и песни, а началось все с кожаного ремешка от часов. Сначала сварили в морской воде его, затем кожаные ремни, позже перешли на кожу от кирзовых сапог. Едой это конечно назвать нельзя, но как-то помогало поддерживать силы, хотя бы на минимальном уровне. Разбухшую в кипятке кожу просто разрезали на кусочки и проглатывали, чтобы хоть как-то приглушить дикий голод. Затем сварили меха от гармошки. Пытались ловить рыбу с помощью импровизированных снастей, сооруженных из проволоки и гвоздей. Но на ржавый гвоздь рыба не клевала и из этой затеи ничего не вышло. Сначала ели один раз в сутки, затем через день.

Вскоре ребята просто лежали в кубрике, экономя силы, время от времени выходя на палубу, чтобы осмотреться. Воздух потеплел. В этот момент течение несло их мимо Японии к Гавайским островам.

Асхат Зиганшин позднее так вспоминал об этих последних днях, когда ситуация стала уже критической. «Мы как бы запрограммировали себя на спасение, на жизнь, — говорил он. – Если бы мы не надеялись на счастливый конец, умерли бы уже после третьих суток».

А что же в это время происходило на Родине? В первые дни баржу усиленно пытались искать, но в условиях разыгравшегося урагана, ограниченной видимости что-либо сделать было, конечно, неимоверно сложно. По берегу хоть какие-то следы пытались найти поисковые отряды лыжников. Нашли надувной спасательный плот и обломок доски от ящика с углем с баржи Т-36, которые наводили на мысль о том, что баржа потерпела крушение. Больше ничего.

А вторая баржа, Т-97, вместе с тем вернулась на базу быстро. И с учетом того, что на Т-36 практически с самого начала отказала рация, командование конечно не могло избавиться и от подозрений в том, что пропавшая баржа могла рвануть за океан.

«Чем черт не шутит, все может быть», — думало начальство, задумываясь о тяжких последствиях для себя, если вдруг подтвердятся их подозрения. И начался розыск по другому направлению – на суше. Органы отправились к родителям, родным и друзьям пропавших ребят.

У родителей Асхата Зиганшина в Шентале обыскали дом, подвал, чердак, опросили всех родных и знакомых: «Не возвращался ли, мол, Зиганшин, не подавал ли каких весточек?» Долгое время за домом велось наблюдение. Можно представить себя состояние в это время родителей, потерявших сына, им ведь уже прислали телеграмму о том, что их сын пропал без вести.

По тому же сценарию действовали и на родине других матросов – Крючковского, Поплавского, Федотова. А у последнего, кстати, Ивана Федотова, весь этот кошмар пришлось вынести беременной, вот-вот готовой родить жене. Сын у Ивана Федотова появился как раз в те дни, когда его самого еще считали погибшим.

Между тем, в Тихом океане шел сорок пятый день дрейфа баржи Т-36. 2 марта вахтенный заметил огни проплывающего вдали корабля. Баржу не заметили. Следующие корабли прошли вдали 6 марта и днем 7 марта. Наши матросы пытались подавать сигналы, но корабли, не заметив баржу, прошли мимо.

Команду охватила надежда на спасение, поскольку стало понятно, что баржа наконец-то попала в район движения морских судов. И вот, в четыре часа дня 7 марта Асхат Зиганшин услышал шум от двигателей пролетающих самолетов. Он вместе с ребятами вышел на палубу, начал подавать знаки. Самолеты улетели. Вскоре к барже подошел огромный корабль – американский авианосец «Кирсардж», с борта которого поднялись вертолеты.

«Это помощь вам! Помощь!», — прокричали на ломаном русском с корабля. Вертолеты зависли над баржей. С них сбросили стальные петли и подали знаки – поднимайтесь на борт.

Зиганшин и команда, как они вспоминали позднее, и не думали переправляться на американский корабль. Они решили попросить топливо и продовольствие, чтобы самостоятельно отправиться в обратный путь к родным берегам.

Американцы, поняв, что советские матросы не желают подниматься, вернули вертолеты на палубу авианосца и начали удаляться. «Кирсардж» уже ушел на значительное расстояние и в этот момент ребята осознали, что сейчас их надеждам на спасение придет крах. Они отчаянно начали подавать сигналы, мол, возвращайтесь. За ними конечно следили с авианосца и, к их счастью, огромная махина водоизмещением почти 35 тысяч тонн и длиной 270 метров замедлилась и к барже вновь подлетели вертолеты. На сей раз ребята уже без слов зацепились за тросы и всю четверку на двух вертолетах перевезли на борт авианосца.

Конечно, ни о каком самостоятельном возвращении на Родину не могло и быть речи. Было очевидно, что обратную дорогу этой истощенной четверке не одолеть. Ребята сбросили каждый килограмм по 20-25 веса. Если до начала дрейфа Зиганшин весил 67 килограммов, то к концу только 40. Это уже, конечно, крайнее истощение организма, угрожавшее самыми печальными последствиями.

В этот же день 7 марта, Государственный департамент США уведомил посольство СССР в Вашингтоне о спасении советских военнослужащих. 
А на борту авианосца тем временем ребят укутали в одеяла. Вручили по сигаретке. И только сейчас они начали понимать по-настоящему, что, наконец-то, спасены.
Затем их накормили питательным горячим бульоном с кусочком хлеба. Начинать есть нужно было очень осторожно, и американский военный врач хорошо знал это. Один из офицеров русского происхождения на ломаном русском расспросил ребят, кто они, что с ними случилось. После краткой беседы наших Робинзонов отправили под душ и бриться. Выдали новую одежду, а старую, кстати, постирали и выдали им обратно уже в конце путешествия.
Уже отмытых и свежевыбритых матросов разместили в лазарет, где им начали усиленно колоть общеукрепляющие лекарства, постепенно откармливать. Отношение американцев было очень уважительным и добрым, заботливым. Малейшее движение – и тут же к ребятам протягивалась рука со стаканом воды или соком. Люди понимали друг друга и не зная языка. Морская взаимовыручка.

Через пару дней ребят навестил командир авианосца, капитан Таунсенд. Поинтересовался самочувствием и подарил каждому по блоку сигарет. Богатство в их ситуации – невиданное.

Так, постепенно, к чудом спасенным ребятам начали возвращаться силы. А наряду с этим начала возрастать и тревога: «А что же дальше? Как воспримут на Родине их дрейф? Не сочтут ли их беглецами?» Советские солдаты попали к акулам мирового империализма… К тому же еще и баржу потеряли. Эти мысли никак не уходили из головы.

А в Москве тем временем их участь решалась на самом высоком уровне. О том, что советские военнослужащие спасены американцами, доложили Хрущеву. Судьба ребят висела на волоске. С 7 по 16 марта, больше недели руководство страны пребывало в раздумьях о том, как же поступить.

Только спустя 8 дней в советских газетах появилась поздравительная телеграмма Никиты Сергеевича Хрущева, адресованная нашей четверке и телеграмма благодарности в адрес президента США Дуайта Эйзенхауэра за спасение советских матросов. 16 марта вышли и первые статьи, посвященные их подвигу. К тому времени Зиганшин, Поплавский. Крючковский и Федотов стали уже мировыми знаменитостями. По-видимому, это окончательно решило их судьбу. Теперь они по праву стали героями.

«Кирсардж» шел курсом на Сан-Франциско и уже на подходе к суше на борту решили устроить пресс-конференцию, на которую с берега на вертолетах прилетели множество журналистов. Зиганшин и компания, конечно же, не были готовы к обстоятельным ответам, старались отвечать кратко. Боялись и провокаций. Главное – Зиганшин во всеуслышание заявил, что они хотят поскорее вернуться в Советский Союз. Этого заявления очень ждали на Родине. Позднее в Союзе острословы зло шутили, что, мол, удивительно не столько спасение четверки моряков американцами, не то, что они сапоги с гармошкой съели, а то, что Зиганшин с товарищами в Америке не остались.

Когда пришла пора сходить на берег, Зиганшину с товарищами мягко намекнули на возможность остаться в Соединенных Штатах. Но только добровольно. «Если вдруг боитесь преследования советских властей, то можем предоставить убежище», — сказали им. Но Зиганшин твердо отклонил это предложение. «Нужно возвращаться, — сказал он ребятам. – А там, будь что будет».

В Сан-Франциско их встретили представители советского посольства в США, советская и американская пресса. Встречали как героев, как звезд. Ребят поселили в хорошем отеле, купили костюмы и обувь. В посольстве выдали по 100 долларов на покупки. Возили на экскурсии по городу и окрестностям.  Здесь, в Сан-Франциско и были сделаны их фотографии, облетевшие весь мир. Мэр Сан-Франциско Джордж Кристофер вручил им символический ключ от города, вручил удостоверения почетных жителей Сан-Франциско. Затем состоялся перелет в Нью-Йорк, где они пробыли почти неделю. Здесь их поселили на даче советского посольства. Опять встречи, экскурсии.

А тем временем, мировая и советская пресса превозносила отважную четверку. Наши газеты, конечно в соответствии с принятыми идеологическими канонами и официозным стилем, упирали на правильное воспитание ребят родной коммунистической партией.

Писатель Борис Полевой писал в газете «Правда»:

«При первой встрече со спасенными один из американских журналистов спросил:
— Неужели у вас еще были силы шутить? Это непостижимо уму! Да знаете ли вы сами, какие вы люди?!
— Обыкновенные. Советские! – спокойно ответил младший сержант Асхат Зиганшин».

«Сама жизнь устроила удивительный экзамен, — продолжает Борис Полевой. – Без всякой подготовки, без всякого выбора она поставила в необыкновенно тяжелые обстоятельства четырех советских юношей: Асхата Зиганшина, Филиппа Поплавского, Анатолия Крючковского, Ивана Федотова. Случайно это оказались один татарин, один русский, два украинца. Тракторист, колхозник, слесарь сахарного завода, амурский речник. Четверо юношей, подобно которым – миллионы…» Под миллионами, конечно, подразумевался весь советский народ.

А газета «Известия» писала: «Они составляли коллектив советских людей, спаянных высоким чувством товарищества, той крепкой дружбой, которая удесятеряет силы каждого. Описания морских катастроф и бедствий изобилуют примерами, когда люди, оказавшиеся и не в столь трудном положении, теряли себя, зверели, страх и непомерный эгоизм толкали их на преступления. Четверо советских граждан, вступив в борьбу с океаном, следовали закону нашей родины. Только все теснее, плечом к плечу, так, что слышно биение дружеского сердца, смыкался их строй».

Поэт Борис Серебряков писал так:

«Но в палубу воины словно вросли,
Держала их палуба эта.
Была она частью родимой земли –
Великой Страны Советов!»

А советский народ напевал: «Зиганшин-буги! Зиганшин-рок! Зиганшин съел чужой сапог! Поплавский-рок! Поплавский-буги! Поплавский съел письмо по¬други…»

Восхищались ребятами и знаменитые путешественники и ученые. Им поступили поздравительные телеграммы от Тура Хейердала, Алена Бомбара. Пришла приветственная телеграмма и от Эрнеста Хемингуэя.

После недели в Нью-Йорке Зиганшин с товарищами на круизном лайнере пересекли Атлантический океан. Врач посольства запретила им перелет на самолете. В Москву вылетели уже из Парижа.

Несмотря на все опасения ребят, Родина встретила их радостно и на самом высоком уровне. У трапа самолета Зиганшина с товарищами принял в свои объятия начальник Главного политуправления Советской Армии и Флота, генерал армии Филипп Голиков. У аэропорта собрались толпы встречавшего народа. Провели митинг. На улицах города висели плакаты: «Слава отважным сынам нашей Родины!»
Ну а затем моряков принял министр обороны СССР, маршал Родион Яковлевич Малиновский. Прославленный военачальник подарил им всем штурманские часы с наказом: «Чтобы больше не заблудились!». Всех наградили орденами Красной Звезды. Много позже они узнали, что планировалось дать им звания Героев Советского Союза. Но в последний момент передумали. Асхату Зиганшину присвоили также звание старшего сержанта.

Затем ребятам дали двухнедельный отпуск, оправили в военный санаторий в Гурзуфе. Слава преследовала их на каждом шагу. Зиганшин рассказывал позднее, что даже на пляже нельзя было спокойно полежать. Все норовили сфотографироваться с героями.

После отпуска командование предложило ребятам поступить в училище ВМФ в Ломоносове. Кроме Федотова, решившего вернуться на малую родину, все поступили и закончили училище в 1964 году.

Как сложились дальнейшие судьбы наших героев? Никто не сделал головокружительной карьеры. Хотя все возможности для этого конечно были. Ребята из простых семей, видимо не имели амбиций. Из другого теста оказались сложены, выбрав спокойную рабочую жизнь.

Иван Федотов вернулся к себе на родину, служил в речном флоте. Филипп Поплавский, окончив училище, работал на морских кораблях, ходил в дальнее плавание. Жил в Ленинградской области. Антолий Крючковский сначала уехал было на Северный флот, но затем переехал в Киев и работал на судостроительном заводе.

А Асхат Зиганшин всю жизнь прожил в Стрельне, до самой пенсии работал механиком в аварийно-спасательном отряде Ленинградской военно-морской базы в Ломоносово. В 2010 году ему присвоили звание «Почетного гражданина города Стрельна». Плюс к тому, еще прежнему – «Почетному жителю Сан-Франциско». Зиганшин в последние годы бывал на родине, в том числе и на родине родителей – в Татарстане. Приезжал на Сабантуй. Его не стало в 2017 году. А еще раньше оборвались жизни Ивана Федотова и Филиппа Поплавского.
Такова история знаменитого сурового дрейфа наших не сдрейфивших советских ребят: татарина, русского и двух украинцев. Ребят, выживших благодаря дружбе и взаимовыручке.