В 1767 ГОДУ: УЗНАВАНИЕ ИМПЕРИИ
Автор Г.В. Ибнеева (Казань)
Иллюстрация: Екатерина II в сопровождении свиты. Источник: pinterest.com
Продолжение публикации
К моменту воцарения Екатерины II в России еще только шел процесс образования сословий. Возникшие после распада служилых корпораций и в результате петровских преобразований социальные группы оставались аморфными и слабо структурированными, не имели законодательно
оформленных сословных прав и привилегий, сословной организации и системы самоуправления, а также сословного суда, т.е., в сущности, не являлись корпорациями публичного права. Создать сословный строй в России, связать его с институтом самодержавия — вот какую задачу поставила перед собой Екатерина II в начале своего царствования1. Ведущие исследователи российской имперской традиции и монархической культуры, в частности, уже упоминавшийся Ричард Уортман или Андреас Каппелер2, сходятся в том, что основой этой новой («просвещенной» и имперской) версии самодержавия стал принцип личной и сословной преданности монарху и принятие его вестернизаторской (просвещенческой) программы.
Большие надежды в реализации этой программы императрица возлагала на Уложенную Комиссию. Депутаты в Комиссию, отобранные со всей России, должны были собраться в Москве в июле 1767 г. с целью составления нового законодательства, поскольку прежнее устарело и не отвечало потребностям времени. Екатерина надеялась, что Комиссия выработает свод фундаментальных законов, которые охватят все сферы жизни страны
и увенчают процесс создания сословного строя в России. Кроме того, созывая Уложенную Комиссию, Екатерина заботилась о расширении социальной базы власти, осуществляющей программу реформ, т.е. о расширении социальной базы самих реформ.
По существу, это был орган, одновременно напоминающий Земский Собор (а значит, вписывающийся в модель российской монархической власти) и западноевропейские представительные органы (воплощение со-
вершенно чуждого российской монархической модели принципа делегирования власти «снизу»). Очевидно, Екатерина II прекрасно сознавала эту двойственную природу Уложенной Комиссии, характерную, впрочем, для
всех учреждений Петербургской империи. Отсюда ее явное стремление «вписать» созданную по европейским канонам Комиссию в российскую политическую (и символическую) традицию: неожиданный выбор Москвы местом заседаний Уложенной Комиссии подчеркивал преемственность
нововведенных политических институтов петербургской империи и московского царства (а также связь с «коренной» Россией и традицией Земских соборов).
Российскую императрицу волновала проблема укоренения идей и институтов, выработанных в рамках западноевропейской политической культуры Просвещенного Абсолютизма, на российской почве. Об этом мы узнаем из ее писем. В частности, она писала Н.И. Панину из Казани: «Эта Империя совсем особенная, и только здесь можно видеть, что значит огромное предприятие относительно наших законов, и как нынешнее законодательство мало сообразно с состоянием империи вообще»1.
В переписке с Вольтером она также подчеркнула, что «…эти законы должны служить и Азии, и Европе, и притом какая разница в климате, в людях, в привычках, даже в мыслях»2. Позднее, в беседе с графом Сегюром, императрица скажет, что путешествует она не столько для того, чтобы увидеть
разные города, сколько для того, чтобы увидеть людей. «Мне главным образом нужно, — говорила Екатерина, — чтобы народ имел возможность приблизиться ко мне, чтобы ему был доставлен случай к заявлению о своих нуждах, чтобы трепетали те, кто употребляет во зло мое доверие»3.
Итак, накануне созыва Уложенной Комиссии Екатерине предстояло, в определенном смысле, познакомиться со своим народом, с тем самым народом, представители которого должны были собраться в Москве и помочь императрице выработать программу реформ.
1 Анисимов Е.В. Реформы Екатерины II // Власть и реформы: от самодержавной к советской
России. СПб., 1996. С. 168.
2 См. напр.: Andreas Kappeler. Rußland als Vielvölkerreich. Enstehung-Geschichte-Zerfall. München,
1992.