В ноябре 2015 года заместитель премьер-министра Республики Татарстан – полномочный представитель РТ в РФ Равиль Ахметшин поздравил с 85-летием известного журналиста-международника и востоковеда-арабиста Фарида Сейфуль-Мулюкова. Встреча прошла дома у него дома. В ходе трехчасового общения с Фаридом Сейфуль-Мулюковым удалось записать уникальный архивный материал, часть которого вошла в фильм, а Фарид Мустафьевич стал одним из героев киноленты. Имя Фарида Сейфуль-Мулюкова помнит каждый советский телезритель. Он входит в элиту международной журналистики. Фарид Мустафьевич работал в странах Ближнего и Среднего Востока, Азии и Европы. Встречался с главами государств, видными общественными деятелями: королем Иордании Хусейном, палестинским лидером Ясиром Арафатом, руководителями Афганистана Тараки и Наджибуллой, кубинским вождем Фиделем Кастро. Он был первым советским журналистом, встречавшимся с Гамалем Абдель-Насером. Первым побывал в Израиле, Палестине и первым с телекамерой совершил хадж к мусульманским святыням. После героической работы корреспондентом в горячих точках Ближнего и Среднего Востока Фарид Сейфуль-Мулюков проработал в должности политобозревателя Гостелерадио. Он принадлежит к той славной когорте лучших мастеров эфира, которым доверялось вести ежедневную политическую программу «Сегодня в мире». Фарид Мустафьевич — автор книг «Рождение Иракской республики», «Ирак вчера и сегодня», «Португальские колонии в Африке», «Репортажи с линии огня». Он стал лауреатом Государственной премии СССР за документальные фильмы об Афганистане, общественной премии «Золотые перья России».

Я думаю, что формирование характера происходит у каждого на разных этапах, фазах его жизни – короткой или длинной. Мой характер формировался в процессе длительного периода, трагического большей частью, меньшей частью радостного. Он характеризовался в атмосфере понимания тех процессов, которые про- исходят в нашем доме, вокруг нас, в нашей стране, в мире. И это далось нелегко. Моя семья происходит из древнего казанского рода. О чем я узнал уже гораздо позже. Семья Яушевых по материнской линии. По истории, Яушевы были одними из последних защитников города во время завоевания Казани Иваном Грозным в 1552-м году. …И с тех пор они стали носить фамилию «Яушевы». «Ягуш» с древнетюркского переводится как «Дерзкие».

Видимо, и в самом деле они очень дерзко сражались за Родину, защищали стены Казанского кремля. Но, к сожалению, силы оказались неравными, и Казань пала под напором наступающих войск Ивана Грозного и его союзников из Крымского ханства и других, так сказать, подразделений. Война закончилась. Война всегда кончается миром, любая война… Последующие правители Русского царства поняли, что казанцы крепкие ребята, и надо их использовать в своих царских целях. И первый царь из династии Романовых Михаил Федорович ввел Яушевых в княжеское сословие, а некоторым из них дал звание, титул князей. Но с условием, что они примут православную веру. Многие, принявшие православную веру, получили наделы земель, не только в Булгарии, то есть на территории Казанского ханства, но и в других регионах Российского государства. Но Яушевы были не подкупны, твердо стояли в своих убеждениях – идеологических, можно сказать, моральных – оставались преданными исламу, вере своих предков. Ислам пришла на наши земли на 100 лет раньше, чем Святитель крестил русичей. Заманчивое предложение было отвергнуто. Поэтому их отлучили от дворянского сословия и сняли с них княжеский, так сказать, титул. И поэтому многие Яушевы стали заниматься мелким предпринимательством, копить средства для развертывания более широких, так сказать, предпринимательских действий. В середине 19-го века братья Яушевы перебрались на Урал в район Челябинска и Троицка. Построили «Торговый дом братьев Яушевых» в Троицке и в Челябинске. Торговый дом стал центром развития не только торговли, в чем нуждался этот край. Кроме того, южный Урал был ещё и пограничный зоной с Центральной Азией, а присоединение Центральной и Средней Азии к России было важным моментом для развития рыночной экономики в этом регионе. Торговые отношения с этими регионами бурными темпами расширялись, так как там был скот, была шерсть, возникали новые производства и так далее. И вот братья Яушевы развернули довольно широкую деятельность по развитию скотоводства, земледелия, они выращивали пшеницу твердых пород. У деда моего — муллы Гали Яушева было поместье недалеко от города Троицка, где был Торговый дом. Это поместье он купил у царского сановника, генерала, ко- торый получил его в дар от Николая Второго, последнего русского императора. И спустя некоторое время большую часть поместья продал своему, значит, соседу – купцу Яушеву. И вот в этом поместье они создали до

вольно мощное зерновое хозяйство, построили мельницы, завели конный завод. Лошадей мой дед очень любил. И как рассказывали мне очевидцы: «Он приходил с утра с батистовым голландским платком и проверял лошадей на ощупь – чисто ли помыли их. Лошади вседа должны были быть в полном порядке». Помимо этого, у него, конечно, возникли желания расширить свои торговые связи. Он открыл Торговые дома в Варшаве, в других городах России, в Оренбурге и стал заниматься коммерческой деятельностью. В основном это были товары такого колониального, так сказать, характера – чай, мыло и так далее. И постепенно вышел на хлопок. В Средней Азии – в Ташкенте, в Самарканде – были огромные возможности расширить торговлю в этой области. Он построил несколько хлопкоочистительных заводов. И хлопковую пряжу посылал русским купцам, которые, в свою очередь, развернули ткацкое производство в Иваново, Москве и в других городах России, снабжая русское общество, русских потребителей хлопчатобумажными изделиями. На хлопке, который выращивали узбекские хлопкоробы, с которыми непосредственно работал Яушев. К тому времени отношение властей к Яушевым изменилось. И Яушевы в долгу не остались. Когда началась 1-я мировая война моя бабушка Мафтуха Яушева стала довольно активным собирателем средств для лечения раненых российских солдат. Она построила лазарет, где лечились российские солдаты, воины. И получила телеграмму благодарственную от Александры Федоровны, последней императрицы Российской империи, за свою благородную деятельность. Помимо своих дел торговых, мой дед проникся и идеями мирового порядка – гуманитарными, гуманистическими идеями. Огромный материал для этого давала русская культура, русская литература. В учебных заведениях и медресе, которые он создавал, русская литература, русский язык преподавался как один из предметов. А его родная сестра в начале 20-го века открыла первую гимназию в Казани. Таким образом, в татарских учебных заведениях наряду с татарской культурой, культурой Востока и исламом стали осваивать и богатства культуры русского народа… И, естественно, это в свою очередь способствовало к нормализации взаимоотношений и взаимопониманию между нашими народами. Период столкновений и вражды ушло в прошлое – установился, в общем-то, мир. И я помню, путешествуя по Ливану, где шла гражданская война, был у меня такой знакомый Камаль Джумблад, лидер друзской общины. Довольно значительная, влиятельная была их община. «Пожалуй, — говорил он, — нет другого региона, где между разными религиозными конфессиями существовали бы такие добрые отношения, как между православными и мусульманами. Я бывал в Советском Союзе неоднократно, и в Поволжье, и в Татарстане, и в других регионах. И вот такого взаимопонимания не видел. Нет никакой вражды, зависти. Я понимаю, что люди живут по разным духовным законам, у каждого свои, так сказать, верования, свои предпочтения. Но отношения человеческие абсолютно добрые… Нет никакой зависти, неприязни и никакой борьбы в отношениях друг другу. Такого, — говорит, — я больше нигде не встречал». …Родился я, в общем-то, в благополучной семье. Отец мой работал… Человек он был образованный, просвещенный, получил европейское образование, окончил Берлинский университет, факультет живых восточных языков. Работал и переводчиком, преподавал в Среднеазиатском государственном университете, основанном по декрету Ленина в 18-м году. Он знал и турецкий, и арабский, и фарси… Было много у него друзей, близких по духу, знавшие целый ряд языков иностранных. И вообще, среда была очень такая благородная и интеллигентная. К сожалению, это детство довольно быстро оборвалось благодаря, или вопреки, что произошло в нашей стране в 30-х годах, в 37-м и 38-м, когда начался большой террор против интеллигенции. Когда буквально один за другим исчезали лучшие умы, которые могли бы сделать очень многое для страны. То же самое произошло и с моим отцом. У моей мамы болели легкие. В сентябре 1938-го года она была на лечении в Алуште… Мы в доме остались с отцом. Я, мой старший брат-абыем, и еще бабушка — әбием. Ночью часа в 3 в ворота дома, где мы жили, раздался мощный стук. Бабушка прислушалась, говорит: «Фаридик, ты самый маленький, побеги, посмотри, кто там, открой дверь». Я вскочил, побежал к воротам, открыл дверь и увидел за калиткой 3-х военных: один в звании старшего лейтенанта или капитана (я тогда еще плохо в этих званиях разбирался) и 2 сопровождающих его сержанта. Они спрашивают: — Ты кто такой? — Мулюков я,- говорю. — Вот нам как раз Мулюковы и нужны. И повел я их в свой… в свой… в свою квартиру. Они пришли. Отец их встретил. Говорят: «Вот вы и оставайтесь. А дети – ты, который нас сюда привел, и брат твой, и бабушка, вы на терраске побудьте». Прошло какое-то время. Вдруг какой-то непонятный звук раздался из комнаты, как будто кто-то чего-то швырнул. Я приоткрыл дверь и увидел солдата, кото- рый занес ногу над толстой книгой такой, рукописным текстом написанной. А это был Коран, древний Коран, 18-го или 17-го века, который принадлежал моему пра- деду Гасаю, по материнской линии, Гасаю Яушеву. Он с этим Кораном совершил хадж, паломничество в Мек- ку и в Медину в 19-м веке. Я выхватил этот Коран из рук этого солдата, завернул его в детскую рубашонку и убежал во двор. Ну, а этот солдат продолжал…, про- должал заниматься обыском квартиры, не обратил на меня внимание. Я спрятал Коран там среди какого-то старого барах- ла, и как будто бы, о нем и забыл. Ну, он пролежал там несколько лет. Потом я его извлек… В 93-м году правительство Саудовской Аравии, в со- ставе делегации Исламского культурного центра Мо- сквы, меня пригласило совершить паломничество. Наши отношения с этой страной уже были восстанов- лены. Мы, конечно, поехали. Но я попросил разреше- ние взять камеру и оператора, крымского татарина, по- тому что немусульманам в Мекку и в Медину въезд был запрещен. Мне разрешили. «Но, — говорят, — снимать можно только за пределами Большой мечети, на ули- цах. Потому что все съемки проводятся официально, с помощью управляемых автоматических камер. И по- том эти сюжеты с молитвами передаются по местному телевидению». И вот состоялся такой визит у нас. Интерес к Востоку постепенно накапливался во мне, проникая во все, так сказать, мои интеллектуальные поры. И когда я переехал в 46-м году в Москву, у меня было желание найти высшее учебное заведение, где можно было бы продолжать изучать восточные языки, арабский, прежде всего. Такой институт был, оказывается, и назывался он Московский институт востоковедения. Его создали братья Лазаревы, армянские купцы, кажется, в начале 19-го века, с целью подготовки специалистов для взаимовыгодного сотрудничества с пограничными странами Востока, прежде всего с Персией и арабскими странами, Турцией и Афганистаном. Поступить туда было нелегко, потому что была очень жесткая медицинская комиссия и, прежде всего, проверка зрения… У меня были кое-какие проблемы со зрением. Ну и другие экзамены нужно было сдать хорошо. Но начальник приемной комиссии меня успокоил: «Если, — говорит, — сдашь все экзамены на «пятерки»,

то мы тебя примем. Даже с учетом де- фектов твоего зрения». К счастью, так и получилось: экзамены сдал на одни «пя- терки», получил 25 баллов из 25 возмож- ных и стал студентом этого вуза. У нас были великолепные преподава- тели. Харлампий Карпович Баранов, ав- тор «Арабско-русского словаря». Время от времени я слушал лекции великого академика Игнатия Юлиановича Крач- ковского, который способствовал созданию русских православных школ в Палестине, в Сирии, в Ливане, в нынешней Иордании. Именно из этих школ вышли многие видные деятели православной религии в странах Ближнего и Среднего Востока. Они сейчас страдают от нападений и зверств этого изуверского движения «Игил», которое не имеет никакого отношения к исламу, к его основным моральным ценностям, к его нравственным постулатам, к его, так сказать, учению. Но это другой, видимо, вопрос, другая тема… Учился я в институте хорошо, в общемто, получил диплом с отличием, со знанием двух языков – арабского и французского. Английский я изучил уже позже. И, конечно, было очень трудно сначала с работой. Потому что это был 54-й год. Закончилась, то-есть заканчивалась сталинская эпоха, наступили новые времена. Государство возглавил Никита Сергеевич Хрущев. Но Сталин заложил свою политику ближневосточную в противовес англосаксам, с которыми у него были очень плохие отношения. Он принял решение о создании государства Израиль, это было сталинское решение. Если бы не решение Сталина, то это государство не было бы создано на Святой Земле. Были разные варианты – создать ли в Африке или даже в Латинской Америке. Но Сталин настоял на своем: «Нет, …все-таки евреи пришли оттуда, с Ближнего Востока, там и надо создать это государство!». Вот так, благодаря политической воле Сталина, на средства Ротшильдов и других крупных западных и американских капиталистов, французских, английских олигархов было создано это государство. Которое сумело укрепиться благодаря тому, что Сталин подпитал это государство кадрами, и военными в том числе. Которые во время войны показали и образцы мужества и воевали неплохо. …Помытарившись несколько недель в поисках работы, которая привлекла бы мое, так сказать, внимание и удовлетворила бы мой интерес к Востоку, которым я занимался, именно Ближнему Востоку, я вышел на журнал «Международная жизнь». Который только что был создан по решению инстанций, как говорят, и был таким негласным органом Министерства иностранных дел. Главным редактором этого журнала был Хвостов Владимир Михайлович, потомственный аристократ. Граф Хвостов — историк знаменитый, участвовавший в международных исторических конференциях с докладами об истории России, Европы и так далее. И через определенный период, меня допустили до Хвостова. Он потратил на меня, наверно, целый час. Мы с ним рассуждали о Востоке. «Вот какие вы языки знаете, какие страны вы изучали?» и так далее. В конце концов, он понял, что парень пригодится, и взял меня референтом в отдел «Азия и Африка сегодня» журнала «Международная жизнь». Я там проработал несколько лет, года 4 или 5. Потом открылась возможность перейти в Институт востоковедения Академии наук СССР, куда я и перешел. Проработал там несколько месяцев в издательстве восточной литературы, был редактором книг ученых, кандидатов, докторов наук, некоторых уже давно нет в живых. А потом поработал в журнале «Современный Восток». Назначили меня заведующим отделом арабских стран и Африки. 4 года я там проработал, писал и публиковал материалы о странах арабского мира. Был молод и с удовольствием я ходил на всякого рода общественные мероприятия, происходящие в столице, в частности в Дом дружбы, Всесоюзное общество культурных связей с заграницей. Через какое-то время ко мне вышел председатель Общества дружбы с арабским миром Кафтанов. Был такой крупный деятель советского просвещения, близкий друг Ворошилова. Из Донбасса он оказался. Вот он мне и говорит: «Мне нужен человек, который помогал бы мне многие вещи осмысливать, писать речи для выступлений перед арабской аудиторией». Ну, говорю: «Я пойду. Но мне бы хотелось поработать на Ближнем Востоке». Он говорит: «Поработаешь со мной, а потом мы найдем пути, и тебя направим на Ближний Восток». Я перешел к нему. Поработал у него года 3 советником по ближневосточным и по всем международным делам. Стал очевидцем многих событий, которые происходили в это время в стране и в мире. А потом Кафтанова заменил друг Аджубея… Михаил Васильевич, председатель «Гостелерадио». Ну я при нем недолго выполнял функции советника председателя «Гостелерадио», и меня перебросили в «Последние известия» «Всесоюзного радио». Где была большая международная группа, освещавшая международные события, в том числе и на Ближнем Востоке. И для меня эта работа больше подходила. Наконец-то я получил возможность, как можно больше писать материалов, комментариев, делать маленькие зарисовки. Я там укрепился. Меня назначили комментатором данного отдела. Довольно быстро я обрел определенный авторитет, потому что других специалистов по Востоку, не только Ближнему, и по Африке, больше не было. Это был период такого бурного развития наших отношений со странами Азии и Африки. Была такая пора антиколониальных революций, развитие «движения неприсоединения», когда столкнулись 2 мощных потока: с одной стороны Запад, с другой Советский Союз, а между ними вот это «движение неприсоединения», которое как бы балансировало между двумя суперсилами на земле. И это была очень правильная линия развития международных отношений, когда есть третья равнодействующая прямая, которая регулирует международные отношения, и гасит кризисы, приходит, так сказать, на помощь при возникновении критических ситуаций. И работая на этом направлении, я многое получил. Довольно часто меня посылали в командировки с правительственными делегациями в страны Ближнего Востока, с Косыгиным, с Громыко, другими деятелями. И не только на Ближний Восток, но и в Европу тоже. То есть я постепенно набирал опыт работы специального корреспондента – человека, который умеет выполнять задания четко, безошибочно и добиваться определенных целей. Наконец, наступило время, когда понадобился корреспондент в этот регион, постоянный. Открылся корпункт в Бейруте, который охватывал весь этот регион – это Ливан, Сирия, Иордания, Ирак, страны Персидского залива. И в 68-м году…, 26-го октября мы с семьей отправились в Бейрут. Открывать корпункт «Гостелерадио» СССР на Ближнем Востоке. Вот началась моя постоянная работа в этом регионе. Которая дала мне огромный капитал – духовный, научный, журналистский – который я смог использовать для написания своих книг, своих статей и создания более 30 документальных фильмов о Ближнем Востоке. Я посетил практически все арабские страны, абсолютно все. В каждой из них по месяцу, а то и полторы, помимо оперативной корреспондентской работы для программы «Время» и других информационных программ, я делал фильмы, делал программы, которые постепенно-постепенно завоевывали, так сказать, место в эфире. И народ ждал эти материалы, потому что его интересовало все, что происходило за пределами нашей страны. Интерес к иностранной хронике, к иностранным фильмам был довольно велик в нашей стране. Жизнь у нас в стране была довольно скромная, ограниченная, поэтому смотреть не всегда можно было что-то интересное на экранах. Поэтому все, что происходило за пределами страны, это вызывало большой интерес. Да, как это не удивительно, большой интерес – от деталей бытовых до крупных каких-то событий. Вот эту лакуну мы и закрывали своими материалами не только я, но и корреспонденты, работавшие в других странах, и в Европе, и в Америке, в Китае и так далее. Да, это было редкое, в общем-то, для меня счастье. Потому что впервые я прикоснулся к государственному деятелю такого крупного масштаба и должен был выполнять свои журналистские функции, находясь рядом с президентом, первым президентом Египта Гамалем Абделем Насером. Насера, конечно, поразил масштаб нашей страны – те огромные просторы, которые за- нимает наше государство. Визит был длительный – продолжался полмесяца – это огромный вообще для визита срок, огромный срок. Он побывал в Москве, в Петербурге, в Волгограде, в Сухуми, в Баку, в Тбилиси, посетил Среднею Азию и Ташкент, другие города.

Во время этих поездок Гамаль Абдель Насер многое узнал, ко многому отнесся с интересом огромным. Но многие вещи и покритиковал. В частности, он критиковал наше старое оборудование, которым мы пользуемся при переработке хлопчатобумажных тканей. Он говорил: «Это оборудование 30-х годов, закупленное в Великобритании. Мы уже его не используем, мы новым оборудованием пользуемся». Но это мелочи, мелочи… В целом, именно этот визит открыл дорогу для широкого развития наших отношений. Именно во время этого визита зародилась идея строительства высотной Асуанской плотины. Прошло всего несколько месяцев, и он послал сюда своего заместителя, маршала Амира, чтобы подписать соглашение о строительстве Асуанской плотины на Ниле при содействии Советского Союза. И меня МИД прикрепил в качестве переводчика журналистской группы, которая сопровождала египетскую делегацию. Обычно они приезжали со своими журналистами, не знавшими местного языка, и я им помогал в переводе. Подписание соглашения о строительстве Асуанской плотины произошло на моих глазах. Никита Сергеевич Хрущев лично подписывал это соглашение. И после подписания этого соглашения мне неоднократно приходилось бывать в Асуане… При вводе 1-й очереди электростанции, при вводе 2-й очереди… Никогда не забуду репортаж корреспондента одной из американских компаний, по-моему, это был «СиБи-Эс», который говорил, что вот пройдут века, люди, конечно, будут знать, что здесь построены великие пирамиды, что Египет – это история человечества. Но ничто не затмит то творение, которое сделали египетские рабочие вместе с советскими энергетиками на Ниле, создав мощную электростанцию, укротив Нил, и дав орошение, принеся воду для сотен тысяч гектаров пустующих египетских земель. С Арафатом я познакомился в 67-м году. Как раз еще до того, как он стал официальным председателем Организации освобождения Палестины. Это был человек очень тонкий, хитрый, очень изворотливый, который умел лавировать в любых сложных ситуациях и находить выход. Но главное – это защита интересов палестинского народа, дела палестинской революции, создание независимого палестинского государства. Сначала Арафат стоял на довольно жестких позициях, которые занимал и Насер в свое время: «Сбросим Израиль в море, и другого — просто быть не может…». Кончилось все это плохо, Израиль сбросил арабов в море, выиграв войну 67-го года, и войну 53-го года, и войну 82-го года. Поэтому это не так просто все оказалось. Но Арафат был человек податливый компромиссам. Я никогда не забуду первого разговора с Арафатом, который произошел на военной базе палестинского движения сопротивления «Ассалт», в 35 километрах от реки Иордан. Только что закончилась 6-дневная война 67-го года. И палестинцы, большая их часть была вынуждена переместиться с Западного берега на Восточный, то есть в Иорданию, заняв огромные там лагеря беженцев. Ну, Арафат, как лидер этого движения, имел базы в разных местах в Иордании, в том числе вот недалеко от Иордана в городе Ассалт. И он, размахивал руками передо мной, в военной форме, что: «Это поражение случайное», что: «Рано или поздно мы, так сказать, победим». Я говорю: «Мечтать, конечно, неплохо, господин Арафат». А его кличка партизанская Абу-Омар, вот так к нему обращались, я помню. «Но вы должны знать, кто стоит за спиной Израиля – мощные силы стоят, Соединенные Штаты Америки, огромные капиталы, еврейское лобби в Америке. Эти факторы все играют огромную роль в развитии событий на Ближнем Востоке. Вы знаете, что мы разорвали отношения с Израилем в 67-м году, поддержав вас. Но этот разрыв не принес каких-либо позитивных результатов для палестинского движения сопротивления». С моей точки зрения, этот разрыв был, в общем-то, ошибочным. Потому что мы как бы сложили, как говорят политики, все яйца в одну корзину. Мы перекрыли себе выход на противоположную сторону – на израильскую – в ходе, так сказать, той борьбы, которая происходит на Ближнем Востоке. Потом уже, много лет спустя эти отношения были восстановлены. Но дело не в этом. «Поэтому победить с помощью оружия это государство невозможно. Оно постоянно подпитывается со стороны Соединенных Штатов, НАТО, еврейские войска прекрасно обучены, вооружены американской военной техникой. Авиация – это в основном и американская, и французская, «Миражи». Я сам на своей машине, попав под бомбежки, испытал, так сказать, силу этого оружия. Поэтому надо искать компромисс, поставить разумные и ясные требования. Вы сами говорили, что вы бы удовлетворились, хотя бы для начала, созданием Палестинской автономии на Святой Земле. А потом можно и расширять эти требования, требовать создания независимого Палестинского государства». И действительно прошло какое-то время, Арафат выступает с трибуны Организации Объединенных Наций, потому что в ООН не забыли об этом, в общем-то, изгнанном народе. И эту идею высказывает, что: «Вот мы готовы, так сказать, на создание автономии». Постепенно начались переговоры между Арафатом и Ицхаком Рабином, премьер-министром Израиля тогдашним. Они нашли общий язык. И в Норвегии (Это какой год был? Не помню точно…) подписали соглашение о создании Палестинской национальной автономии с центром в Газе. И Арафат перебрался из Туниса, где была его штаб-квартира, куда были перемещены палестинские военные отряды после поражения в войне 82- го года в Ливане. И довольно долгое время он , работая в Газе, проводил политику довольно разумную, вступая в переговоры с израильским руководством, ища пути к созданию независимого Палестинского государства, чего требовало мировое сообщество, в том числе Советский Союз, значительная часть Европы, и многие, так сказать, другие ключевые игроки ближневосточного процесса. Правда, он несколько раз ставил их, ну, если даже не в тупик, то заставал врасплох. Он спрашивал у меня, что означает «Меч королей». Я им объяснял, что татары, мусульмане, тоже вынуждены были вести борьбу за свою самобытность, за свою самостийность, за свое государство в течение нескольких веков. «Меч королей», значит, это воин. Действительно один из моих предков по отцовской линии Сейфуль-Мулюк был воином. Воин, татарский воин, и его назвали Мечом Королей. Но это речь… шла, конечно, не о королях, а о правителях татарских, которые, так сказать, воевали со своими противниками. Вот так я объяснял эту историю. Вы понимаете, я, как и любой журналист, работающий в горячих точках, работал всегда в напряженном ритме. Были опасности, о которых я уже рассказывал. Вот во время бомбардировки Дамаска в 53-м году наша машина «Пежо-504» оказалась в районе бомбежки и машину приплюснуло, крышу, понимаете, и мы там оказались где-то внизу. Потом во время столкновений между противоборствующими группировками в Ливане, во время гражданской войны тоже неоднократно приходилось уворачиваться от перестрелок, прятаться в окопах или, так сказать, находить пути сохранения себя от выстрелов. Таких моментов было много, даже всех и не упомнишь, понимаете, всех не упомнишь. Но непосредственного обстрела я всегда избегал. Потому что материал для журналиста важно сделать живым. А когда тебя прихлопнут, убьют, ты ничего не сделаешь. Поэтому было важно сохранить свою жизнь, сделать материал… И чтобы в этом материале чувствовалось, что это горячий материал, что он снят в горячей точке. Прежде всего, я благодарен своему отцу и своей матери, незабвенным, к сожалению, они ушли из жизни, каждый по-разному. Благодарен своим родителям за то, что они воспитали меня в добрых чувствах к людям, избавили меня от какого-то груза обид, связанных с моей жизнью. В жизни всякое может быть, не надо таить никаких обид, стараться надо нести в себе добро внутри. Тогда это добро даст тебе силу, придаст тебе волю вообще, чтобы решить задачи более сложные. Моя мать была религиозной. Она молилась, ну, иногда нарушая, так сказать, каноны ислама, не 5 раз в день, но 2-3 раза в день, вставала с молитвой, засыпала с молитвой, садилась за трапезу с молитвой. Вот это я уж точно знаю. Постоянно молилась моя бабушка Анакай, она молилась 5 раз в день и была очень религиозная. Отец был посвящен… и углублен не столько в молитвы, сколько в изучение «Корана», в изучение религии как таковой вообще. И, естественно, нельзя было считать, что он был поглощен религией, изучением ее канонов, ее нравственных основ. И он был одним из тех, кто ислам, основы ислама знал великолепно. Иногда, понимаете, веришь в судьбу и стремишься, чтоб она сложилась так, как ты задумал. А жизнь круто разворачивает твои мечтания в другую сторону, и судьба, так сказать, складывается совсем по-другому. Со мной в данном случае случилось первое: судьба сложилась так, как я, может быть, даже и не планировал ее, но мечтал об этом. Трудно было мечтать о том, чтобы изучить страны Востока, объехать все эти страны, узнать их быт, обычаи, язык, узнать массу людей – выдающихся государственных, политических и просто исторических фигур этого огромного арабо-исламского мира. Это просто боль шое везение, понимаете. За что это везение мне выпало, я не знаю, кому я должен быть благодарен, кроме Всевышнего? Он меня наградил этим, так сказать…, открыл дорогу к этому. Вот за это я благодарен.

Потому что только Он! Никакие власти не могли бы сделать то, что сделал Всевышний, открыв мне дорогу для изучения того, о чем я мечтал в глубоком детстве еще, для чего был подготовлен фактически – всей своей судьбой, историей своего рода, историей своих родителей и так далее. Потому что мои предки – мой дед, братья Яушевы – они работали и были верующими людьми. Сколько мечетей построили они по всей России – сосчитать трудно, понимаете, сосчитать трудно. С точки зрения ислама – это святые люди просто, святые люди. Всегда есть, конечно, вещи, события, о которых приходится жалеть. Ну, первое сожаление связано с тем, что я не всегда шел по прямой дороге, на которую меня направила судьба, иногда уклонялся в ту или иную сторону. Но недалеко, потом вовремя возвращался. Потом тратил иногда время на какие-то занятия, которыми все занимаются с удовольствием. Мало времени у меня оставалось иногда для занятий глубокими знаниями и так далее. Это все было, да. Но, к счастью, это не помешало мне делать правильные шаги, выровнять линию поведения и уйти от каких-то очень тяжелых ошибок. …Король Фейсал считается одним из самых креативных, самых конструктивных руководителей Саудовского королевства который не только по наследству получил этот титул короля Саудовской Аравии, а за свои заслуги личные. Были тут короли, которые не всегда соответствовали званию, такому высокому званию – король Саудовской Аравии, хранитель двух Святынь. Вот Фейсал был таким – святым человеком. Он, во-первых, развивал и исламскую культуру, он развивал отношения Саудовской Аравии со странами Востока, я имею в виду, Дальнего Востока, Китаем, другими странами, с Европой, с Америкой. Но всегда стоял на почве твердой независимости, сохранения суверенных прав Саудовского королевства. Видимо, благодаря этим качествам, которыми он обладал, и стал жертвой завистников. Именно завистники наняли какого-то убийцу, и он убил его, он погиб от рук террориста. Я знаком с его сыном, я вам рассказывал, Равиль Калимуллович, с Саудом Аль-Фейсалом. Фейсал был долгие годы Министром иностранных дел Саудовской Аравии, в 30-е годы, в 40-егоды. Он подписывал в 47-м году соглашение о создании двух независимых государств на территории, бывшей подмандатной Палестина. Именно Фейсал как министр иностранных дел Саудовской Аравии подписал этот исторический документ. В 1937-м году Фейсал, когда уже были отношения разорваны, приезжал в Советский Союз, встречался с Калининым, с всесоюзным старостой. Я не знаю, так сказать, о чем они разговаривали, но, видимо, обсуждались вопросы, связанные с восстановлением отношений, и почему они были порваны. Ну, Калинин, конечно, не мог влиять на решения Сталина. Был расстрелян посол, первый посол Советского Союза был расстрелян, и все уже, не вернешь человека. Фейсал был крупной фигурой. Видимо, именно эти качества выдающегося государственного деятеля Саудовской Аравии и позволили королю Абдалле наградить Минтимера Шариповича орденом, государственной наградой Саудовской Аравии. …А во время хаджа, отложив в сторону камеру, мы совершили все, что было положено по канонам ислама и Корана. Совершили 7 кругов вокруг черного камня, забросали камнями. Совершили все ритуальные действия. Пили воду из источника. Когда я вернулся в Советский Союз — в Москву, я понял, что во мне произошло какое-то внутреннее очищение. Наступил какой-то период озарения вообще. Раньше чего-то я не понимал, не знал, что именно такой период очень важен человеку, когда он очищается от какой-то скверны, от недопонимания. И вот именно поездка в Мекку и в Медину к святым местам и послужила вот этим периодом очищения и озарения, я бы так сказал. Живу с размышлениями о прошлом, о том, что было сделано, чего не было сделано, чего я не смог сделать, не успел сделать. Это первое. А второе, радостью, что у меня большая дружная семья, что у меня чудесные дети – 2 дочери, четверо внуков. Находясь в Эр-Рияде, в гостях у ректора Исламского университета, он нас свел с главным толкователем Корана, с шейхом Аль-Баззом. Ученому я задавал разные вопросы, потому что я единственный в делегации знал арабский язык. Меня эти вопросы давно волновали. Я спросил у шейха Аль-Базза: «Скажите, достопочтенный шейх Аль-Базз, вот у нас много смешанных семей… Бывая в арабских странах и в Советском Союзе, я их встречаю. Сириец какой-нибудь, мусульмане из Ирака, из Туниса женятся на русских женщинах. Вот я и сам женат на православной, на русской… Как вы на это смотрите?». Он говорит: «Ислам не запрещает ни мужчинам, ни женщинам жениться на женщинах или выходить замуж за мужчин противоположного вероисповедания». Я говорю: «А как рассматривать детей, которые рождаются от таких браков?» «Детей этих надо рассматривать только с позиции их… их веры. Если они верят в Аллаха, если они идут по пути, так сказать, тех канонов, которые прописаны в Коране, их можно считать мусульманами. Если они уклоняются от этого, они не мусульмане. Мусульмане – те, которые следуют строго канонам ислама». Именно ислама, а не его каким-то отклонениям и искривлениям, которые… в наши дни довольно много развелись. Поэтому вера мусульманская, ислам классический традиционный, он не просто от слова «веротерпимость», «толерантность» — слова не любимые мною, а удобные слова для, так сказать, понимания этого смысла. Ислам – религия такая общечеловеческая, человеческая религия. Настоящий мусульманин никогда не допустит зла в отношении даже своего недруга. Сначала попытается понять, почему тот совершил такое зло, и найти общий язык для исправления этого зла. А сейчас вот те, которые превратили ислам в источник борьбы за свои какие-то абсолютно непонятные интересы и убивают людей, казнят их только за то, что он христианин, он друз, он православный, разрушают, понимаете, памятники древней культуры, которую создавали другие народы, строя общий дом культурного человечества, это к исламу не имеет никакого отношения. Вы поезжайте в любую страну арабскую. Мусульмане, когда они пришли в другие страны, как завоеватели даже, они не разрушили ни одной церкви. В Ливане как были церкви маронитские, православные, так они и существуют, понимаете, никто не коснулся их, никто их не разрушал. В России ведь, между прочим, то же самое происходило. В России много говорят о татаромонгольской иге, так сказать. Это было соединение самых разных племен. Происходили стычки и разрушения только тогда, когда не выполнялись самые элементарные просьбы входящих: например, когда не давали воду или корм лошадям, отказывали людям в продуктах питания. Вот на этой почве происходили стычки. Но такого злостного, специального нападения на безоружных людей и разрушения культовых учреждений не было. Историки, во всяком случае, подобных случаев не помнят…

На этом наша последняя беседа с выдающимся журналистом-востоковедом оборвалась. Фарид Мустафьевич вдруг стал себя чувствовать плохо и извинился, что не сможет завершить начавшуюся беседу. Оказалось, это было его последнее воспоминание о пережитом и прожитом. Р.К. Ахметшин