22 ноября 1921 года офицерами Первого Армейского корпуса Русской Армии генерала-лейтенанта барона Петра Николаевича Врангеля, расквартированными в городе Галлиполи (тогда греческом)  —  ныне город Гелиболу в Турции и лагерях на Галлиполийском полуострове было создано Общества галлиполийцев. Общества галлиполийцев вошло в состав Русского общевоинского союза (РОВС) после его образования в 1924 году.

Регулярные части Русской армии эвакуировались из Крыма в ноябре 1920 года и сохраняли боеспособность до мая 1923 года. 21 ноября 1920 года они прибыли в Константинополь (Стамбул). К 1921 году корпус насчитывал около 25 тысяч человек. Ини­циа­то­ры соз­да­ния Общества галлиполийцев – ка­пи­тан В. В. Оре­хов, штабс-ка­пи­тан Н. З. Ры­бин­ский и под­по­ру­чик В. Х. Да­ватц.  Генерал-лейтинант П.Н.Врангель был избран почетным председателем Общества.   Ор­га­ни­за­то­ры считали, что создание Общества по­зво­лит со­хра­нить един­ст­во лич­но­го со­ста­ва кор­пу­са по­сле его вы­во­да с Гал­ли­поль­ско­го полуострова  и рас­фор­ми­ро­ва­ния. Согласно первому Уставу Общества, его действительными членами могли быть все чины 1-го армейского корпуса, имеющие право ношения нагрудного знака «Галлиполи», учреждённого генерал-лейтинантом   Врангелем , а также гражданские лица, находившиеся в Галлиполийском лагере с частями Русской Армии. По­сле вы­во­да кор­пу­са в Бол­га­рию и Ко­ро­лев­ст­во сер­бов, хор­ва­тов и сло­вен­цев руководство Общества галлиполийцев рас­по­ла­га­лись в Тыр­но­во (Бол­га­рия), Бел­гра­де и Со­фии. В 1930-е годы Общество Галлиполийцев имело свои отделы в Бельгии, Болгарии, Франции, Венгрии, США и Люксембурге. Общество имело свои периодические печатные издания —  газету «Галлиполиец» и журнал «Галлиполийский Вестник». 

В 2008 во Фран­ции был ос­но­ван Со­юз по­том­ков гал­ли­по­лий­цев. 

В 1921 по про­ек­ту под­по­ру­чи­ка Н. Н. Акать­е­ва в Гал­ли­по­ли  был воз­ве­дён па­мят­ник скон­чав­шим­ся в Гал­ли­по­лий­ском ла­ге­ре офи­це­рам и сол­да­там «Рус­ской ар­мии», раз­ру­шенный  в ре­зуль­та­те зем­ле­тря­се­ния в 1949 и  вос­ста­нов­ленный в 2008 году.

Отрывок из статьи члена Объединенного Совета Российского Дворянского Собрания, Полномочного представителя  Башкортостанского  Дворянского Собрания – Меджлиса Татарских Мурз  Зуфара Якуповича Аюпова рассказывает о «галлиполийском сидении»: «В кругах же русской эмиграции галлиполийский период всегда вызывал живейший интерес, был многократно описан и даже воспет в стихах и произведениях изобразительного искусства. Существовало галлиполийское общество, имевшее свои отделы и отделения в различных частях света, издавались периодические издания, в частности издание Главного правления «Общество галлиполийцев». Память о Галлиполи запечатлена в специально учрежденном кресте для ношения на груди. Десятки разновидностей этого скромного и строгого по исполнению креста были символом корпоративного единения тех, кто с болью в сердце оставил Россию в 1920 году и на многие месяцы был обречен жить на пустынном полуострове.

Местечко это находится в Турции на берегу пролива Дарданеллы и в те времена было далеко не курортным. 22 ноября 1921 года в первую годовщину прибытия русских воинов на пустынный турецкий полуостров было образовано «Общество галлиполийцев», пожизненным председателем которого был избран генерал барон П.Н.Врангель. И вот сейчас на территории бывшего русского кладбища в Гелиболу (Галлиполи) уже восстановлен монумент, благоустроен окружающий земельный участок, сооружена ограда, построено здание музея, где размещена экспозиция, посвященная пребыванию Русской армии в Галлиполи. На современных снимках можно увидеть комплекс русского мемориального кладбища в Галлиполи с восстановленным курганом славы и построенным зданием музея в честь I-го армейского корпуса Русской армии в эмиграции.

16 мая 2008 года состоялось торжественное открытие восстановленного памятника 342 россиянам, умершим в 1920 – 1921 годах во время пребывания в Галлиполи.…».

О пребывании представителей белоэмигрантов в Египте не так много информации. Известно, что  россияне прибыли в Александрию на пяти пароходах — трех британских и двух российских. Эти корабли были переполнены, люди спали в трюмах. В Каире российские  медики  создали «русскую поликлинику», часть эмигрантов преподавала в учебных заведениях, но большинство вынуждено было браться за любую работу – водители, плотники….

Мои воспоминания об «эмигрантском» Каире

Уже на закате советского периода мой отец находился в длительной командировке в Египте – в Каире. На металлургическом комбинате  в Хелуане – пригороде Каира, построенном благодаря содействию Советского Союза,  – монтировали оборудование, в том числе и то, над созданием которого работал мой отец – заслуженный изобретатель РСФСР. Я училась в школе при Посольстве. Отец работал по линии советского Торгпредства, где он познакомился с очень интересным человеком. Звали его Андрей, а по отчеству, кажется, Владимирович. Он был настоящим полиглотом – знал египетский диалект арабского, немецкий, французский, английский и …русский. Это был очень пожилой человек. Ему было за девяносто. Мне он показался в ту пору почти ровесником Рамзеса II, хотя очень бодрым и подвижным. Как потом рассказал мой отец – Андрей Владимирович был бывшим белым офицером – эмигрантом, попавшим в Египет совсем еще молодым человеком. Здесь он встретил и свою любовь. Его жену я не видела. С ней общался только мой отец,  неоднократно бывавший у пожилой четы в гостях. А жили они – по словам моего отца очень небогато – в небольшом скромном домике в пригороде Каира. Для сравнения скажу, что мы жили на Замалеке – старом и довольно фешенебельном районе Каира.

 Сама я видела Андрея Владимировича несколько раз. Меня удивила его речь. Он, естественно, абсолютно «чисто» и правильно говорил по-русски, но не так, как мы.  Нельзя сказать, что это был архаичный русский язык,  но там были совсем иные обороты речи, слова, которые сегодня можно встретить лишь в старых книгах и газетах конца 19 – начала 20 века. Его речь как бы немного «законсервировалась», так как, видимо,  долгое время по-русски он говорил только со своими знакомыми – такими же эмигрантами. И при этом, произнесенные  им фразы не резали слух. Они звучали очень красиво и даже немного возвышенно для обыденной жизни. Отец рассказывал, что, хотя, старику  было  разрешено работать переводчиком – внештатным, конечно, въезд на Родину ему был запрещен. Он подавал прощение посетить СССР несколько раз. И всегда был отказ. Его «досье» изучили – он был совсем молоденьким офицером – недавним выпускником кадетского корпуса. Никого не расстреливал и не вешал. Преступлений против СССР за ним не нашли. Но все же – белогвардеец. И это было, как приговор.

 Дочь Андрея Владимировича – Клеопатру Андреевну я видела гораздо чаще. Она была гидом-экскурсоводом. Водила экскурсии по Каирскому музею (Египетский национальный музей), старому Каиру, Каирской Цитадели, Гизе,  древнему  некрополю — Саккаре. 

В этом году часть экспозиции Каирского музея переехала в новое здание – новый Национальный музей египетской цивилизации. А в те годы он иногда напоминал склад древностей. Экспонаты на первом этаже, особенно статуи,  стояли впритык. И даже иногда, нарушалась хронология их расположения. По сравнению с Пушкинским музеем в Москве или Эрмитажем,  он казался переполненным и перегруженным.

Но Клеопатра Андреевна ориентировалась во всем этом хранилище древностей, простите, за заезженное выражение, как рыба в воде. Она не была египтянкой по национальности, но была ею по рождению, так как родилась,  выросла, училась в Каире. Ей в ту пору было около 55-60 лет, но при этом она была очень энергичной, моложавой и активной дамой, которую назвать «старушкой»  было просто невозможно. На ее руках звенели серебряные узорные браслеты, от которых я глаз не могла оторвать. Ее речь была очень эмоциональной, экспрессивной, а жесты были типичными для  египтян. Ее знания были не только энциклопедическими – «застывшими», но и постоянно пополнялись информацией о новых открытиях и исследованиях в области египтологии. И о них она также нам рассказывала.  Так же, как и отец, она владела – немецким, английским, французским и арабским, конечно.

Она с явным удовольствием и достаточно часто проводила экскурсии для групп  наших туристов, сотрудников советских организаций в Каире и специалистов. Она владела современным русским языком, часто использовала слэнг. В ее русской речи, в отличие, от отцовской, не было «архаики», но уже присутствовал еле уловимый акцент.  Как-то, когда мы возвращались в Каир после  экскурсии  в древний Мемфис, она пожаловалась  моей маме, что ее взрослые уже дети, практически забыли русский язык. Муж Клеопатры Андреевны – был египтянином. Дети  создали семьи с коренными египтянами, а для внуков русский язык был уже абсолютно чужой, иностранный, так же как и Россия.  Они стали частью другой цивилизации. Наверное, не менее великой, но другой.

Нина Зотова