В силу исторических условий, чиновников из татар на российской государственной службе было не так много. Мусульмане проявляли себя, прежде всего, на военной службе. Но с первой половины XIX в. ряды российского чиновничества пополнили кантонные начальники Оренбургской губернии: представители региональной элиты из татар и башкир. Хотя система кантонного управления была ликвидирована в 1860-е гг., дети некоторых начальников-татар сумели адаптироваться в новых условиях и продолжили чиновничьи традиции своих семейств (Султановы, Сыртлановы, Тевкелевы и др.).
Муфтий Мухамедьяр Султанов служил кантонным начальником, затем был мировым судьей в том же Мензелинском уезде. С 1886 года был отправлен в Уфу исполнять должность муфтия Оренбургского магометанского духовного собрания. Царский офицер Кутлумухаммед Тевкелев, выйдя в отставку, вплотную занялся общественной деятельностью: был гласным земских собраний в Вятской и Уфимской губерниях, гласным Уфимской городской думы, избирался депутатом в Госдуму…
В остальных губерниях не было подобной традиции подготовки чиновников из так называемых инородцев, поэтому дворянско-чиновничью среду татары осваивали на общих основаниях. Стартом для многих являлась военная служба. Некоторые продвигались по чиновничьей иерархии и получали в итоге дворянское звание благодаря знаниям языков, проходя службу в качестве гражданских переводчиков.
К концу XIX в. число дворян и чиновников из мусульман в Российской империи насчитывалось около 70 тысяч человек. По данным 1897 года только в администрации, суде и полиции г. Казани было 172 служащих-татар, а всего число казанских чиновников в это время составляло 1683 человека. Таким образом, татары в органах управления составляли 10,2%. Ситуация в других губернских городах была несколько иной. В целом, в Волго-Уральском регионе число занятых на государственной службе не превышало 2,8 % от общего количества татар, проживающих в губернских центрах. Чиновников в уездных городах было еще меньше.
Немногочисленное татарское чиновничество относилось, главным образом, к дворянскому сословию. Например, своими заслугами на этом поприще выделялись дворянские фамилии Алкиных, Тевкелевых, Терегуловых, Еникеевых, Дашкиных, Сыртлановых и другие.
С 1839 по 1858 г. заместителем главы Казанского полицейского управления являлся мурза Шагиахмед Алкин. Он служил в Старотатарской слободе и его очень уважали местные жители.
По словам современников, «исполнял свои обязанности справедливо, держал все в своих руках», «был усердным и старательным, жителей Казани держал в строгости». Интересно, что чиновник дружил с Шигабутдином Марджани. Однажды даже помог вызволить известного ученого-муллу из тюрьмы. Несмотря на свои служебные обязанности, полицейский Алкин никогда не забывал и о ежедневной молитве, регулярно посещал мечеть.
Позднее таким же уважаемым человеком стал сын Шагиахмеда — присяжный поверенный Саидгарей Алкин, среди его клиентов было много татар. Адвокат-единоверец как никто другой понимал их проблемы: во время судебных прений Саидгарей Шагиахмедович ссылался не только на нормативно-правовые акты Российской империи, но и на мусульманское право.
При этом нужно отметить, что представители дворянско-чиновничьих семей существенно отличались от основной массы татарского населения. В некоторых официальных документах даже их имена писались на русский лад. Хотя не все они были крещенными. Так имя Шаги-Ахмета Мухаметовича Алкина указывалось и как Алексей Михайлович Алкин. Татарское дворянство из-за своих чиновничьих обязанностей часто контактировало с русским населением, копировало их образ жизни, правила поведения, внешний вид.
Уфимский краевед Михаил Сомов в середине 1860-х гг. писал о том, что «чиновные и вообще служащие магометане одеваются в русское платье; но вне службы часто носят полный татарский костюм, состоящий из кафтана татарского покроя или халата, меховой шапки или белой шляпы с широкими полями; чалму же редко носят. Жёны их щеголяют или в полном татарском платье, или в полутатарском».
Другой наблюдатель — Александр Риттих в это же время отмечал, что казанские татарки вместе с мужьями посещают театр , занимают места в ложе «позади своих мужей» и сидят «при опущенных вуалях». «Их можно также встретить на гуляньях и официальных балах», – отмечал этнограф. Конечно же, речь шла не о татарских купцах или муллах, это были представители татарских дворянско-чиновничьих семей.
Еще в начале XIX в. татарские чиновники, несмотря на все их заслуги и признание в русской среде, могли быть изгоями в мусульманском обществе. По замечанию писателя Н.Гасрыя, татарских дворян-военнослужащих, определивших своих детей в русские учебные заведения, «муллы предали анафеме, как неверных, народ, слепо, веривший духовенству, бойкотировал мурз». Однако к концу того же столетия вместе с социальными преобразованиями изменилось и отношение к государственной службе. Об этом свидетельствует и увеличение числа чиновников из татар к концу XIX в., и рост количества татар в русских учебных заведениях, а последние, как раз, и открывали дорогу для службы в различных государственных учреждениях, дорогу к высоким чинам и должностям, давали возможность поддерживать свой народ, помогать людям.